Клуб неисправимых оптимистов - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Мишель Генассия cтр.№ 129

* * *

Наши с мамой отношения с каждым днем становились все лучше. Мы пришли к компромиссу и установили равновесие. Я соблюдал три правила, своего рода законный минимум: следил за своим внешним видом, получал приличные оценки и присутствовал на семейных застольях, главным из которых считался воскресный обед у дедушки Филиппа. По другим позициям мама оставила меня в покое. Неожиданная перемена в поведении произошла с ней после посещения семинара «Как провести переговоры и добиться успеха к обоюдной выгоде». Папа зря насмехался над маминым увлечением «американскими премудростями», они могли бы спасти его от нынешней унизительной Березины. [183] Однажды вечером меня ждал неприятный сюрприз.

— Кстати, тебе звонила Камилла, — сказала мама, передавая мне тарелку с тертой морковью.

— Правда?

— Она милая девочка. Буду очень рада с ней познакомиться. Пригласи ее в гости.

— Мы расстались десять минут назад. Зачем ей было звонить?

— Она хотела узнать час твоего рождения.

— И что ты ответила?

— Сказала, что ты родился в половине восьмого вечера, хоть и не поняла, почему она этим интересуется. Тебя я родила легко, а вот с Жюльеттой намучилась. Девочки всегда тяжелей достаются. Пусть Камилла составит и мой гороскоп. Я родилась двадцать восьмого января, в четыре часа утра.

— А я? — встряла в разговор Жюльетта.

* * *

Характер у Камиллы был неидеальный, но злопамятством она не отличалась и простила меня за вранье, тем более что могла наконец заняться моим гороскопом. Подруга ее матери держала салон предсказаний в квартире окнами на парк Монсури. Она пообещала сопоставить наши гороскопы и определить, что нас ждет в будущем.

— Ты не веришь, но я тебе докажу.

— Предвидения не существует, Камилла. Иначе все было бы слишком просто.

— На свете живут люди, наделенные знанием, посвященные, — они способны направлять нас.

— Лично я предпочитаю не знать.

Через несколько дней Камилла сообщила, что некая неожиданная помеха мешает составлению моей темы. Пролетев расстояние в миллион километров, комета Холмса вынырнула из глубин космоса между созвездиями Рак и Телец. Пока эта блестящая точка с веерообразным хвостом будет оставаться в пределах видимости, некоторым людям не избежать потрясений в жизни.

— Она говорит, что комета сводит вместе влюбленных.

— Как ты можешь верить в подобные небылицы, Камилла!

— Она сказала, это коснется и тебя.

— Мы с тобой не терялись. Твоя ясновидящая, случайно, не знает, сдадим мы экзамены или нет?

— Она определяет траектории, а не отрезки пути. Скоро ты получишь подтверждение.

Убежденность Камиллы, ее энтузиазм заставили меня изменить мнение. Картезианцы — скучные люди. Красотой наделена только фантазия.

* * *

Мы почти никогда не виделись по воскресеньям. У нее были обязательства по отношению к семье, которыми она не могла манкировать, а на все мои вопросы отвечала одно и то же:

— Не спрашивай почему! Если бы я могла, мы бы виделись! Но я не могу!

Во второй половине дня я шел в «Бальто». В клубе все время появлялись новые лица — из СССР, Югославии и Румынии. Новички говорили с уморительным акцентом — каждый со своим, особым, — носили старомодную одежду, к их лицам навечно приклеилось выражение тревожной недоверчивости. Всем им, как когда-то старожилам клуба, приходилось вступать в неравный бой с чиновниками, собирать бумаги и справки, доказывать, что с родины они уехали в пожарном порядке, чтобы избежать ареста и тюрьмы. Их опекали, подкармливали, пускали переночевать, связывали с изготовителями «настоящих» фальшивых документов. Стоили бумаги дорого, и вновь прибывшие не гнушались никакой работы: мыли посуду в ресторанах, таскали тяжести на стройках. Многие перебирались в Канаду, которая была куда добрее к иммигрантам, чем Франция. В воскресенье в клубе всегда был аншлаг, всех желающих зал вместить не мог, и постепенно шахматисты оккупировали ресторан. Правило говорить только по-французски больше не действовало, в «Бальто» теперь звучали почти все европейские языки. Люди, долго жившие под властью страха, привыкшие говорить шепотом, давали выход энергии и так шумели, что клиенты папаши Маркюзо и те, кто привык к тишине и покою, с ностальгической грустью вспоминали золотое времечко, когда членов клуба можно было пересчитать по пальцам.

— Принимая во внимание размеры и добрую волю наших «поставщиков», в клиентах недостатка не будет, — шутил Игорь. — Мы обречены на расширение.

* * *

Время от времени в клубе появлялся Саша. Я внимательно наблюдал за ним. Он знал, как враждебно настроены Игорь, Леонид и другие, и специально их провоцировал. Его это забавляло. Никому не удавалось заметить, когда и как он появился. Саша просто оказывался среди нас — стоял и наблюдал. Как Братец Большие Уши. Его презрительно игнорировали, относились как к пустому месту. Потом он исчезал — так же незаметно, как появлялся. Я старался соблюдать внешние приличия, но вынужден был демонстрировать безразличие — он не хотел, чтобы я вмешивался в их отношения.

Я делал серьезные успехи в шахматах, и многие теперь хотели сыграть со мной партию.

— Хороший игрок — понятие относительное, — говорил Леонид, удостаивая меня чести сразиться с ним, если не было противника посерьезней. — Новички совсем никуда не годятся.

Однажды я сидел и наблюдал за Имре и Павлом, игравшими бесконечный матч-реванш. Павел пользовался отсутствием часов и собирался взять противника измором. Появился Игорь. Он был страшно возбужден, глаза у него блестели.

— Друзья мои, вы никогда не угадаете, с кем я сегодня беседовал целых два часа!

Мы пришли к заключению, что собеседником Игоря была какая-то знаменитость, и стали перебирать имена звезд эстрады, киноактеров, телеведущих, политиков и знаменитых спортсменов. Мы перечислили половину парижан, но не преуспели.

— Это француз? — спросил Грегориос.

— Нет. Он сел ко мне на бульваре Малерб. Я сказал себе: Игорь, сегодня тебе улыбнулась удача. Я поглядывал на него в зеркало и не верил своим глазам. Он в моем такси! Я колебался, но все-таки решился и заговорил с ним по-русски.

— Это был Громыко, приехавший в Париж инкогнито? — предположил Павел.

— Нет, это был живой бог!

Мы хором произнесли: «Нуреев!»

— Я не хотел скатываться до банальностей типа «я один из ваших почитателей», он наверняка выслушивает такие признания по двадцать раз на дню. Он держался несколько отстраненно, и я заговорил о «Баядерке», которую мы с Владимиром видели в шестьдесят первом. Он не забыл тот волшебный спектакль, когда зрители аплодировали ему стоя, кричали «Браво!», «Бис!» и никак не хотели расходиться. Он понял мое волнение и тоже расчувствовался. Я подвез его к служебному входу Оперы, и мы продолжили беседовать и смеяться, хотя он торопился. Он самый красивый мужчина на свете и самый великий танцовщик. Мы вспоминали Кировский театр и Ленинград, и у него в глазах стояли слезы. Я сказал, что не возьму с него денег, и тогда он пригласил меня посмотреть репетицию. Невероятное, потрясающее зрелище. Он был подобен ангелу, спустившемуся с небес на землю, все, кто был в зале и даже на сцене, не могли отвести от него глаз. Когда я собрался уходить, он подошел, чтобы еще раз поблагодарить. Представляете? Он! Меня! За то, что напомнил ему о родине.