Хроника стрижки овец - читать онлайн книгу. Автор: Максим Кантор cтр.№ 95

Именно так мы интерпретировали всю мировую культуру. Авангард по отношению к классике – и есть торжество логики второго анекдота, торжество обывательского буквализма. Сложное высказывание пришлось препарировать до простейшего, до самого примитивного, чтобы стало смешно – поскольку смеяться мы умеем только над примитивным.

Писсуар Дюшана, проказы Пригова, кич Джефа Кунца – это и есть второй вариант анекдота про боцмана. Пригов действительно дрянной поэт, Кунц действительно плохой скульптор, Дюшан действительно пустой человек – предлагается смеяться над тем, что этого никто уже не стесняется. Торпеда (искусство, философия, здравый смысл) прошла мимо – теперь мы просто смеемся над словом «жопа».

Платон утверждал, что у всякого искусства (врачевания, политики и т. д.) существует тень – угодничество, потворствующее вульгарным вкусам (кулинария – у врачевания, ораторское мастерство – у политики); авангард и наше понимание прогресса и есть угодничество, которым мы подменили историю.

Художнику сегодня не надо рисовать, писателю думать, а политику отвечать за поступки по той уважительной причине, что торпеда прошла мимо – нет исторической реальности, нет классов, нет закономерностей, нет культур, есть лишь сегодняшний жест.

Мы действительно поверили в то, что сила боцмана превосходит мощь торпеды. С этой верой живется спокойней: торпеды отныне как будто не опасны. Боцмана представили к награде.

Однако торпеды никто не отменил.

Есть знаменитая тюрьма на острове Ре для особо опасных преступников, уголовных и политических. Построена еще Вобаном, который проектировал бастионы, а он строить умел. Стена вокруг шестиметровая, проволока, вышки с прожекторами, тюрьма стоит на каменном берегу.

В казематах содержались после Алжирской войны мятежные генералы, количеством 300 человек, – им всем дали по 12 лет, некоторым 17. Предание гласит, что генералы вырыли подкоп – продолбили стену толщиной метра два, проковыряли песчаник и ракушечник в грунте, вырыли тоннель длиной двадцать восемь метров; копали черенками ложек, каменную крошку выносили под рубахой во двор; работа длилась шесть лет – потом заговор раскрыли; тоннель залили бетоном. Одним словом, солидное учреждение, и люди там содержатся неслучайные.

Чтобы добраться до острова, надо долго ехать на автобусе, если на такси, то, конечно, быстрее – но дорого получается. Дорога красивая, но никак не проехать, чтобы миновать тюрьму, – дорога там всего одна.

Стою на автобусной остановке, жду. Подходит милая дама, лет сорока, говорит:

– Вы на остров? Давайте в складчину такси возьмем?

– Давайте, – говорю. – А вам куда?

– А мне до тюрьмы.

Это ориентир такой у местных, понятное место. Поехали, говорим с водителем и меж собой – путь неблизкий.

Говорим про дурня Олланда, про то, что Саркози еще хуже, про то, что Стросс-Кана очевидным образом подставили, что это все ЦРУ, а может, и спецслужбы Саркози, и вообще все эти органы охраны порядка на одно лицо, и кстати, довольно душить свободное слово, и доколе, и вообще, куда ни посмотри – произвол.

Дама говорила крайне дельно, обнаружила знание политических реалий. Я было заикнулся, что знаком с Меленхтоном, она тут же высказала конкретные замечания к программе. Видимо, парижанка: так в провинции не одеваются, есть этакий выверт. И кругозор. И взгляды. Непонятно, что даму осенней порой в глушь привело – ну да не мое дело.

Впрочем, водителю тоже любопытно. Спрашивает аккуратно:

– А вас по какому точно адресу доставить?

– А прямо к тюрьме.

Обратили внимание: у дамы в руках корзинка с едой, плетеная такая корзинка, буколическая, как у Красной Шапочки. И салфеткой прикрыта. Но выглядывает багет, горлышко бутылки. Поняли: передача.

У меня слово «передача», конечно, ассоциируется с мрачным советским режимом – но ведь и помимо советских тюрьмы имеются.

Едем дальше. Водитель спрашивает, так, между прочим:

– А кому продукты? Начальнику тюрьмы? Ха-ха.

– Да нет. Себе.

Едем, думаем. Еще о политике поговорили, свобода, то-се. Мы все трое – за прогресс.

Потом она говорит:

– Вообще-то я в тюрьме отбываю срок.

Водитель говорит:

– Помиловали?

– На три дня отпустили по подписке.

Тут мы приехали.

Тюрьма солидная; часовые с карабинами. Так странно – ехать полтора часа рядом с человеком, говорить, а потом попутчик уходит в тюремные ворота.

Не удержался, спросил: «Вас за что?»

Назвала номер статьи и пошла.

Поехали дальше, по дороге спросил у водителя, что номер означает. Убийство, говорит.

Читая Гегеля, вождь революции Ленин сделал пометку на полях: «Тот, кто не знаком с «Философией истории» Гегеля, ничего не понял в Марксе. Ergo: 90 % читавших «Капитал» ничего не поняли».

Иными словами, ничего не понял в «Капитале» и сам Ленин, поскольку пропагандировал марксизм задолго до знакомства с трудами Гегеля. Заметка на полях сделана им в 1920 году, когда пролетарская революция уже совершилась – так что же, выходит, революцию устроили по ошибке, ведомые невежеством?

И это даже не самый вопиющий из выводов. Стоит предположить, что наша жизнь приходит в негодность из-за начальной ошибки государственных строителей (необразованности, поспешных выводов, самонадеянности) – и ужас берет: а что, если вождям надо было читать не только Гегеля? Что, если требовалось начать с Декарта? Или с Аристотеля? Допустим, Маркс знал Гегеля великолепно, но вдруг в самого Гегеля вкралась ошибка? Ведь Гегель настаивал на том, что Китай выпал из истории навсегда, а колонизация Индии есть неизбежная миссия цивилизации. И Маркс воспроизвел эту гегелевскую константу в точности – в нем уживались призывы к пролетарскому интернационализму и оправдание колонизации. Более того, вся система западной философии (включая сюда и марксизм) строится на европоцентричной карте мира – и вдруг оказалось, что в карте есть погрешности. Китай проснулся (а Гегель считал, что бодрый дух истории ушел из Китая навсегда), Индия сегодня – это грозная сила, – и, глядя на Восток, западный обыватель, свободный демократический мещанин, столп цивилизации – пребывает в растерянности. Он уже свыкся с благородной миссией колонизатора, готов с достоинством нести «гордое бремя белых», а вдруг оказалось, что его услуги не требуются. Позвольте, а как же теперь быть с выводами, сделанными на основе всей западной философии? Зря, что ли, Гегель с Декартом старались? Ведь это мы – наследники великого духа Средиземноморья, мифов и преданий античности, мы самые передовые, мы самые свободные, это мы – образец для истории! Мы – не они!