Преступление доктора Паровозова - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Моторов cтр.№ 63

Стихийные торговцы запрудили центр Москвы. Самая густая толпа была в районе между «Детским миром», ЦУМом и Большим театром. Люди с обреченной настойчивостью тыкали своим товаром в сторону потенциальных покупателей, в глазах у тех и у других читалось отчаяние.

Чего только не предлагалось! Хрустальные вазы, альбомы с марками, французские духи, будильники, вязанье, бинокли, ордена и медали, утюги, фаянсовая посуда, поношенная одежда, книги, картинки в рамках, ковры, горные лыжи, чеканка, настольные лампы, комплекты постельного белья, транзисторные приемники, фарфоровые слоники и еще масса разных предметов из домашнего имущества, которые, теоретически, можно было обменять на деньги.

Самые находчивые забегали в магазины, рядом с которыми стояли, например в «Детский мир», покупали там какие-нибудь шапочки по десять рублей и тут же перепродавали по тридцать. А некоторые стояли в этой толпе с картонками, на которых было написано: «Куплю $ и DM». Официально купить валюту еще было нельзя, но сажать за это перестали.

Я тоже попробовал свои силы, торгуя шкатулками из уральских самоцветов, которые привозили директору нашего журнала, заслуженному артисту свердловской оперетты. Он решил продавать их за доллары иностранцам, которые, как сговорившись, вдруг повалили в Москву. За шкатулки из яшмы он хотел десять долларов, за родонитовые — двадцать. Мне с каждой продажи полагался солидный процент от выручки. Но ничего из этого не вышло. Веселые, нарядные иностранные люди проходили колоннами по территории Измайловского вернисажа, с интересом смотрели на толпу торговцев, которые призывно орали им что-то на ломаном английском, но почти ничего не покупали, а лишь улыбались и фотографировали. Два раза я ездил туда по выходным, причем в ущерб кладбищу, и оба раза возвращался несолоно хлебавши. Только зря за место тамошним бандитам отстегивал.

Некоторые в то время сказочно разбогатели. Бывшая санитарка нашего пионерлагеря «Дружба», филолог по имени Нина, стала обстирывать иностранцев, и несмотря на то, что ее квартира мигом превратилась в банно-прачечный комбинат, это того стоило — она получала какие-то немыслимые деньги, чуть ли не двести долларов в месяц. Соседа по двору, инженера-оборонщика, подрядили американцы в качестве шофера. У него была относительно новая «Волга», платили ему целых сто долларов в месяц, чему все страшно завидовали. А моя тетя Юля, та и вовсе умудрилась сдать свою квартиру сотруднику компании «Моторолла», молодому, веселому и розовощекому американцу по имени Грег. Тот сообщил, что скоро к нему прибудет невеста, и для этой цели оборудовал спальню водным матрасом. Правда, вместо невесты появился мужик с усами, но платил Грег столько, что обычно строгая тетя Юля его даже не осуждала. Пусть порезвится мальчик. Были и еще всякие истории, но справедливости ради нужно признать, что так везло далеко не всем.

Новый номер «Соглядатая» вышел в апреле. Тиражом чуть меньше предыдущего, но все равно впечатляющим. Я раскидал его — даже не заметил. В зарплату мне выдали полторы тысячи, и это было целых восемь долларов.

Потом настала Пасха.

Сказать, что кладбищенские ждут Пасхи, — ничего не сказать. Пасха для кладбищенского люда — это пробуждение жизни, начало сезона, то есть момент, когда безлюдное поле с оттаявшими могилами вдруг заполняется народом, который наводит на могилках порядок, моет памятники, оттирает цветники, высаживает рассаду. Многие, особенно те, кто приехал компанией, выпивают и закусывают. Кто-то выпивает по чуть-чуть, кто-то — будь здоров.

После выпитого обычно происходит особая расфокусировка зрения, и вдруг становится заметно, что могилка требует заботы. Где цветник поискрошился, где цоколь повело, а где мраморная дощечка перестала вдруг казаться солидной, и пора бы уж и памятник справить.

И начинается. Неискушенные и наивные подхватывают пожитки и бегут в контору. В конторе их вполуха выслушивают и нехотя, зевая и ковыряя в носу, записывают на следующее десятилетие в какую-то засаленную книжицу. Это в лучшем случае.

Люди с понятием, те сразу ищут мастера. Поэтому на Пасху к каждому специалисту ритуальных услуг люди идут, как ходоки к Ильичу. Нередко приходят целыми семьями, что лучше всего.

Мне кажется, что у большинства людей именно на кладбищах случаются пароксизмы раскаяния. Особенно по пьяной лавочке. Особенно когда эта пьянка на кладбище — коллективная. Короче говоря, лучше Пасхи события просто не придумать. Ведь только на Пасху на могилах собирается вся родня. Некоторые лишь там и видятся.

И вот родственники встречаются, сначала присматриваются друг к другу, здороваются. Кто суровым кивком, кто рукопожатием, а кто-то сразу обнимается или целуется. Потом для приличия берут паузу и, глядя на могильный холм, тяжело вздыхают. Самый нетерпеливый предлагает помянуть. Чтобы по-людски.

Наконец сумки открыты, вынимаются свертки, кульки, емкости, пакетики, и на газету кладутся крашеные яйца, местами смятые и потрескавшиеся, раскрошившийся кулич, лучок, редиска, огурчики, хлебушек черный, соль в спичечном коробке, бывает, кто-нибудь и курочку прихватит. Последними появляются бутылки беленькой. Иногда и красненькой. Для дам. Обычно угрызения совести начинаются после третьего стакана. Вдруг резко вспоминается, что и правда не навещали годами старушку, даже в больницу не нашли времени зайти проведать. Да все ведь некогда, работа эта проклятая, всё дела другие, неотложные…

— Да что тут говорить!..

— Эх, все тут будем!..

— Ой, типун тебе на язык!..

И пусть нам объясняют, что на Пасху надо быть не на кладбище, а в храме, с молитвой, и уж если ты пришел проведать могилку, вести себя там надо по-христиански, не устраивать на погосте пикник, но не вздумайте сказать это кладбищенскому человеку. За такие слова можете от него запросто по горбу лопатой получить.

Потому что, когда к тебе в будку вламывается семейство из пятнадцати человек, когда, толкаясь и пытаясь перекричать друг друга, они просят сделать на могилке все честь по чести, потом, сбиваясь и путаясь, перечисляют, что именно, и по мере перечисления входят во вкус, заказывая все более дорогой камень, все более длинный и проникновенный текст на нем, все более короткие сроки, а дальше начинают по очереди метать деньги — причем каждый следующий пытается перебить ставку предыдущего — и, уходя, оставляют на верстаке гору мятых купюр, становится понятно: такое возможно лишь по пьяной лавочке. Нет чтоб при жизни бабушки на малую толику этой суммы лекарств ей купить. Глядишь — до сих пор скрипела бы старушка.

Именно с этого дня начинается сезон. Он продлится до октябрьских дождей, после чего кладбище резко опустеет, а с первыми морозами и вовсе уснет. До следующей Пасхи.

В пасхальное воскресенье мы с Серегой прибыли на кладбище рано, в шесть с копейками. Людей уже хватало, по всему бескрайнему полю копошились фигурки. Многие кладбищенские оставались тут с ночи, дабы не проспать первого клиента. Подъезжали машины, автобусы, пахло дымом мангалов, играла музыка, народ прибывал.

А ведь раньше не было такого, лишь недавно началось. С тех самых пор, как Горбачев разрешил празднование тысячелетия крещения Руси, дав тем самым отмашку религиозному ренессансу. Правда, и раньше в церквах крестили детей, к восьмидесятым все активнее, и за это уже не наказывали по партийной линии, но прихожанами были в основном старички и старушки, для молодых православие было скорее модной фрондой, чем верой.