— Стало быть, вы меня не осуждаете? А то я переживаю, вдруг
вы думаете обо мне дурно?
Михаил Владимирович только улыбнулся в ответ.
— Вот, чтобы вы поняли, как я к вам отношусь, я сам сегодня
же непременно позвоню на Лубянку и потребую держать Уфлиса взаперти, под
стражей, — пообещал Тюльпанов.
Однако звонить не пришлось. Бокий лично явился в больницу и
первым делом сообщил:
— Уфлис признался, что сам выстрелил в Аделаиду Карасеву, из
ревности. Лена Седых уже передала мне пулю, мы проведем экспертизу, но в общем,
и так все ясно. Где Редькин?
— У меня. Спит.
— Дзержинский срочно требует его. Я пошлю за ним людей.
— Глеб Иванович, Валю не надо сейчас трогать, пусть
выспится. Ему досталось этой ночью.
— Да? А что произошло?
Михаил Владимирович подробно рассказал, что произошло. Бокий
слушал молча, с непроницаемым лицом. Потом спросил:
— Вы абсолютно уверены, что голос продолжал звучать, когда
сердце уже не билось?
— Абсолютно уверен.
— У вас есть какие-либо приемлемые объяснения?
— То, что приемлемо для меня, вы назовете абсурдом, — Михаил
Владимирович пожал плечами, — сразу скажу, что групповая галлюцинация
исключается. Жаль, вы лично не присутствовали.
— Надеюсь, мне еще представится случай, — Бокий неприятно
усмехнулся, одними губами, глаза при этом остались жесткими, смотрели на
профессора в упор, не моргая. — Ну, а что все-таки с Редькиным?
— Он ослаб, едва не потерял сознание. Он выглядел и
чувствовал себя значительно хуже, чем после работы с Линицким. Кровяное
давление упало. Его нельзя сейчас трогать, он должен восстановить силы. Хотите,
я сам поговорю с Дзержинским?
— Ладно, — Бокий махнул рукой, — пусть отоспится. Все равно
от него в таком состоянии толку не будет. Феликса я беру на себя. А на вас
доносец, Михаил Владимирович. Извольте ознакомиться.
Бокий вытащил из портфеля тонкую картонную папку, раскрыл,
протянул профессору.
Это была копия машинописного текста, отпечатанного через
синюю копирку. Полторы страницы. Ни подписи. Ни числа.
«Считаю долгом чести сообщить, что профессор Свешников,
возомнивший себя гением медицины, биологии, гистологии и многих других наук и
сумевший убедить в своей гениальности и незаменимости уважаемых членов сов.
правительства, в действительности является самозванцем, мошенником и глубоко
законспирированным врагом сов. власти.
Пользуясь незаслуженным доверием к нему нашего великого
вождя тов. Ленина, Свешников силой психического внушения лишает возможности
других врачей следить за состоянием здоровья Владимира Ильича. Между тем как
сам разобраться в истинных причинах недомоганий Владимира Ильича, поставить
определенный диагноз и назначить правильное лечение не может, что характеризует
его как врача с наихудшей стороны и полностью разоблачает миф об его
„гениальности“.
Таким образом, бесценная жизнь великого Ленина подвергается
опасности в руках самоуверенного бездарного шарлатана.
Далее, Свешников уверяет, что в данный момент не имеет
своего пресловутого препарата, продлевающего жизнь и возвращающего молодость, и
будто бы для получения оного ему необходимо снарядить дорогостоящую экспедицию
в Вуду-Шамбальские степи. Между тем доподлинно известно, что недавно
Свешниковым было проведено очередное успешное испытание препарата на обезьяне,
мармозетке золотистый игрун розалия. В результате опыта оная мармозетка,
вопреки своему преклонному возрасту и тяжелому ранению головы, находится в
добром здравии, в настоящее время проживает в квартире Свешникова как домашнее
животное, молодое и весьма резвое, под кличкой Марго.
Из вышеуказанного с очевидностью следует, что Свешников
намеренно вводит в заблуждение представителей сов. власти и лично великого
вождя тов. Ленина, с целью сокрытия своего препарата, тем самым создавая себе
возможность конечной передачи препарата нашим врагам.
Посредством парапсихической волновой энергии удалось
проникнуть в подсознание Свешникова и расшифровать его истинные намерения. Они
заключаются в налаживании прежних дореволюционных связей в Зап. Европе и побеге
за границу вместе со своим семейством, включая экспериментальную мармозетку.
Имея при себе препарат, а также будучи знаком со многими государственными
секретами, Свешников надеется безбедно жить за границей, под крылом своих
буржуазных хозяев.
В частности, известны давние дружеские отношения Свешникова
с берлинским невропатологом доктором фон Крафтом. В студенческие годы Свешников
и Крафт вместе слушали курсы лекций во Фрайбургском университете, затем
находились в переписке, встречались неоднократно. В частности, в Вене, в
январе-феврале 1913 года».
На этом текст заканчивался. Михаил Владимирович аккуратно
сложил листки в папку, протянул Бокию.
— Оставьте себе на память, — сказал Бокий, — это копия.
— Нет уж, Глеб Иванович, возьмите. Мне держать у себя этот
литературный шедевр вовсе не хочется.
— Хорошо, возьму, — Бокий неотрывно смотрел на профессора. —
Как-нибудь можете прокомментировать прочитанное?
— Уже прокомментировал. Шедевр! Скажите, почему наш
уважаемый оракул товарищ Гречко не сочиняет романов? У него потрясающий слог.
— Он сочиняет. Он издал два романа.
— Очень интересно. И в каком жанре?
— Научная фантастика, — Бокий мрачно усмехнулся. — Ну, а
теперь, Михаил Владимирович, давайте серьезно. Что касается Марго, это ведь правда?
Вы ввели ей препарат?
— Ввел.
— Стало быть, препарат у вас есть?
— Да, но совсем мало. Оставшихся цист может хватить на
три-четыре вливания небольшим животным или на одно вливание человеку. Я устал
объяснять, почему не стану вливать препарат людям. Мне приходилось видеть, как
искушение получить дозу лишает людей рассудка. Потому я предпочитаю лгать, что
препарата у меня нет вовсе.
— Рад, что вы со мной так откровенны. Я не сомневался, что
вы сразу догадаетесь, кто автор доноса. Что касается препарата, тут мне ваша
позиция совершенно понятна, и в общем я ее принимаю.
— Благодарю вас, — профессор поклонился.
— Но обещайте, что сохраните последнюю дозу. Независимо от
того, удастся или нет в ближайшее время снарядить экспедицию. У вас должна быть
доза препарата. Для человека. Вы знаете для кого. На крайний случай, когда не
останется выбора, — он произнес это быстро, очень тихо и отвел взгляд.