Двери в полночь - читать онлайн книгу. Автор: Дина Оттом cтр.№ 101

Я резко открыла глаза и распрямилась, заставив Китти вздрогнуть.

Сумерки. Город потемнел, укрытый серым покрывалом, расцвеченный тут и там проступающими каплями разгорающихся фонарей.

Мысли бились о стенки черепа как каучуковые мячики, пока не выстроились в одну линию. Не говоря ни слова, я вскочила со скамейки и кинулась вперед, почти не разбирая дороги.

Китти пыталась что-то говорить, но я не слушала, и она молча заскользила рядом, неслышной тенью врезаясь в людскую массу, обтекая прохожих.

В какой-то момент я просто побежала.

Вывернула на Невский, бросилась через дорогу — машины, к черту, неважно, вбок, отчаянный вой сигналов, люди, чей-то отборный мат — и дальше назад, к площади. На мгновение притормозила у входа в НИИД, но что-то гнало вперед, дальше, и я послушно бросилась туда, расшвыривая зазевавшихся туристов.

Знаете, так бывает обычно в фильмах. Полный зал, толпа вдруг расступается — и через весь этот зал, через всех этих людей один человек видит другого.

Я увидела его у Столба.

Туристы, байкеры, роллеры — все они исчезли, расступились, как волны Красного моря, сами того не ведая. Я видела его. Живого, здорового, совсем такого же, как вчера.

Шеф стоял у Столба, по вечной привычке убрав руки в карманы брюк, и о чем-то сосредоточенно думал, чуть наклонив голову.

Казалось, плиты Дворцовой обжигали мне ноги через подошву, гнали вперед. Но я знала: нельзя. Одно лишнее движение — и видение пропадет. Стоит лишь моргнуть, обернется простым миражом, случайным прохожим того же роста и возраста. Медленно, осторожно. Шаг за шагом — главное, не отводить взгляда.

Люди вокруг шумели, говорили о чем-то, просили снять друг друга на фоне достопримечательностей, разгоралась подсветка Зимнего дворца — но я не слышала их, не видела их. Мой мир был рядом — всего в каких-то двадцати метрах.

Шаг, еще шаг.

Тихо, очень тихо. Очень медленно. Еще никто и никогда не крался так осторожно, как я, ни один хищник в джунглях, ни один убийца в темном переулке. Шаг. Видение не тает — вот он, живой, как и прежде, двигающийся, дышащий, настоящий.

Шаг, и еще шаг, и еще один.

Он улыбнулся, обнажив белые зубы, и внутри что-то отдалось такой болью, что впору падать на землю.

Шеф еще только начал разворачиваться в мою сторону, его глаза еще только скользнули по моему лицу, узнавая, — а я уже сомкнула руки у него за спиной, свела намертво замком, вцепившись в него, вжавшись всем телом, зарывшись лицом в рубашку, впившись пальцами в прохладную ткань плаща.

Всё.

Я прикрыла зудящие глаза мгновенно отяжелевшими веками и позволила себе, наконец, выдохнуть.

— Ого.

Я вздрогнула. Не может быть.

Голос плетью стегнул по спине, заставляя кровоточить все сознание.

Очень медленно я обернулась.

Рядом, всего в паре шагов, такой же, как и раньше, только худой и небритый, перекинув куртку через руку, совсем черный в свете разгорающихся фонарей и подсветки Дворцовой, чуть улыбаясь обветренными губами, — стоял Оскар.

Шефу редко снились кошмары. Точнее, почти никогда. Пару раз за несколько тысяч лет — разве это считается?

Он видел Черну — точнее, то, что от нее осталось. Карцер три на три метра — едва войти и развернуться. Стальные стены без окон, без единой щелочки. Тяжелая железная дверь на механическом засове с забранным решеткой окошком почти у самого потолка.

Дверь открывается, и в камеру входят трое мужчин. Один — молчаливый альбинос — встает у двери, совершенно безучастный. Второй, явно главный, остается у дальней стены, наблюдая. И третий. Самый молодой. На вид — не больше тридцати. Кожа у него очень белая, а волосы очень черные. Они встают полукругом, и самый молодой произносит какую-то резкую фразу на чужом языке.

И тогда она разгибается — медленно, осторожно, предчувствуя удар, которого еще нет. Ожидая удара, привыкнув к тому, что он есть.

Она очень худая — под кожей выпирают ребра, волосы кое-как сострижены, вместо одежды — испачканная майка и какие-то короткие штанишки. Она сидит на полу и дрожит, боясь поднять взгляд. Тот, что моложе, ведет допрос — и получает нерешительные, сбивчивые ответы. Шеферель ничего не слышит, он только видит, как после каждого ответа черноволосый произносит: «Неверно» — и бьет ее с размаху по лицу тыльной стороной ладони. Черна дрожит и съеживается после каждого удара.

Старший наблюдает, альбинос просто ждет.

Наконец допрос заканчивается, мужчины уходят, а Чирик беззвучно плачет, вжав остриженную голову в колени.

Но даже не это пугает Шефа до холодного пота. Когда она наклоняется, он видит, что из спины у нее, кое-как обрубленные у самого основания, торчат обломки крыльев.

Шеферель просыпается, тяжело дыша, слепо глядя в темноту, и чувствует, что температура в комнате упала на несколько градусов. Прикрыв глаза, он пытается прийти в себя, пока стены и окна не покрылись инеем. Медленно, осторожно опускает взгляд вниз.

Она спит. Свернувшись клубком, мерно дышит в его подушку. Шеферель видит, что Черна чуть дрожит от холода, который он устроил в комнате, и укрывает ее своим одеялом.

Она рядом. И никто не отрезал ей крылья.

Шеф сглатывает, пытаясь заставить разжаться пересохшее горло. Медленно трет лицо и бесшумно соскальзывает с кровати. Накидывает брошенную на стуле рубашку и уходит на кухню — курить и думать.

Дым вьется в вытяжку под потолком, кофе шипит в турке, а он все не может найти объяснения. Кошмары — чего проще? Но ему ничего не снится просто так.

Зажав сигарету в губах, Шеферель выливает кофе в кружку и ставит турку под струю воды. Прикрыв глаза, пытается вспомнить лица. Альбинос… его он точно не знает. Два других лица появляются в памяти одновременно, и Шеф вздрагивает — в одном из них он узнает Доминика.

Рука начинает болеть так, будто кто-то вырывает кости прямо через мясо. Шеферель шипит и трет запястье левой, но легче не становится. Через пару минут кожа чернеет, плотнеет и вдруг мгновенно ощеривается тонкими пластинами чешуи. Золотистые когти сантиметров по семь каждый украшают пальцы. Шеф морщится, неслышно плюется, но где-то на самом дне его глаз проступает страх.

Свет в кухне вспыхивает так резко, что на мгновение Шеферель слепнет. На секунду сердце захлестывает паника, но тут он видит, что на пороге стоит Черна — сонная, лохматая, в одной из своих непомерных размеров футболок, заменивших ей ночные рубашки.

— Шеф, — она щурится и трет глаза, — ты хоть иногда спишь?

Опомнившись, Шеферель кидает панический взгляд на свою руку, но с ней все в порядке — обычная человеческая рука, немного узковатая для мужчины. Ничего особенного.