Третья тетрадь - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Вересов cтр.№ 42

Дах все-таки заказал коньяк – разумеется, только себе.

– Скажите мне, Полина, – уже откровенно, с почти чувственным наслаждением произнес он, наконец, это имя, – а где именно вы прочли то объявление?

– Это на Петроградке, больницу Эрисмана знаете? – Упомянув больницу, она тут же осеклась, но Данила сделал вид, что не обратил внимания.

– Разумеется. – Лицо его просветлело. – А где жила гадалка?

– Тоже в центре. Как бы вам объяснить? Вот цирк, а это наискосок, через речку. Я сама долго искала, потому что улица там была написана по-старинному и еще какой-то упргр Шереметев. Но никакого Шереметева там нет…

– Хорошо, хорошо, – сейчас Апа почти раздражала Даха. Все раскладывалось воистину идеально. Дом на углу Фонтанки и Симеоновской, теперь давно перестроенный, когда-то служил жильем для Прокофия Суслова, бывшего крепостного графа Шереметева. За два года до реформы граф за расторопность и хорошие мозги сделал нижегородского крестьянина управляющим своими именьями по всей России. Была снята квартира рядом с дворцом – про нее Данила знал, как знали и все те, кто так или иначе интересовался жизнью Сусловой, но он никогда не думал о конкретном месте, поскольку более точные сведения отсутствовали. А все оказалось так просто. К тому же, рядом потом появится другая инфернальница, с челкой [121] … Девочкам, хотя и поздновато, наняли гувернанток, и обе ринулись в петербургскую жизнь. Но если Полинька не успевала перебегать с лекции в Университете на публичное чтение, оттуда на литературный вечер, а оттуда еще куда-нибудь, то Наденька не вылезала из библиотек и занятий. Конечно, ей не равняться с сестрой ни дерзостью, ни женственностью, но в упорстве и страстности считаться было можно: она, в конце концов, стала первой русской женщиной-врачом и вышла замуж… ага, именно за того самого Гульдрейха Фридриха, а по-русски за Федора Федоровича, Эрисмана, швейцарского эсдека и гигиениста. Как Федоры-то вышли в судьбе обеих!

Данила чувствовал себя несколько опустошенным и не знал, за что браться дальше.

– Знаете что, Полина, откровенность за откровенность: идите домой. Я три ночи толком не спал. Завтра я скажу вам об этом все, что думаю.

– И про дом? – как-то погасла девушка.

– И не про один. Правда. А что театр? – Апа только вяло махнула рукой. – И про театр.

Она покорно встала, и Дах вдруг быстро, по-зверски поцеловал пахнущий водкой уголок ее губ.

– Не оборачивайтесь! – легонько подтолкнул он девушку прямо навстречу скрипящим дверям.

Апа снова оказалась одна. Странное ощущение охватило ее. Казалось, ничего перед этим не было; ни страшной пустынной улицы, ни голоса, ни встречи с Данилой. Она даже не знала, стало ей легче или нет. Сейчас ее гораздо больше занимал совсем другой вопрос – каковы его чувства к ней? После столь недвусмысленного поцелуя, казалось бы, сомневаться не приходилось, но что-то говорило Апе, что здесь не все так просто.

Навстречу ей толпами шли молодые люди с полувоенной выправкой, и Апа почти с тоской всматривалась в их молодые, пусть даже и слишком простые лица. С ними не надо было бы ломать голову… Но что, что было в его поцелуе странного? Аполлинария уже заходила в метро, когда догадалась вдруг, что странность эта заключалась все в той же двойственности, которая мучила ее с того самого момента, как они встретились в музее. Он целовал ее, Апу, – но в то же время как будто и не ее, а кого-то другого. Или ее, но ту, другую, которая проявляется в ней в его присутствии? А ведь об этом не поговоришь уже ни с кем, кроме него.

Неожиданно Апа разозлилась. Судьба дала ей шанс, а она может так бездарно упустить его из-за каких-то смутных чувств, дури и просто морока! Ведь все было так хорошо, пока не появился этот Данила. И, как знать, может быть, если она станет по-прежнему старательно работать, все исчезнет, все вернется. Она сунула руку в карман и вытащила кусок салфетки из явно дорогого кафе, на котором Наинский нацарапал телефон и даже адрес. Судя по номеру, это была Петроградская, и Апа решительно повернула с эскалатора не направо, а налево.

Выйдя на проспект, она сразу же позвонила по нацарапанному на салфетке телефону, сослалась на Наинского и в ответ услышала предложение зайти сей же час. Прежде чем найти парадную, она долго обходила с разных сторон огромный дом, населенный по стенам всевозможными растениями и животными. «Поэтому, наверное, он назвал собак сказочными, что они живут в таком доме, – подумалось ей, когда в очередной раз она наткнулась на вытаращившую глаза рысь. – Тут только зверям и жить». Сверху в редко парящем снеге летали на паутине балконных решеток пауки, снизу топорщились странные, напоминавшие глючные поганки, грибы. Апа перешла к другому флигелю, но там из-под окна метнулась сорока, жестоко нацелившаяся на крошечного зайца, а вокруг насмешливо хороводили ящерицы. Стало неприятно, да и вообще место было какое-то колдовское. А тут еще и парадную никак не найти. Наконец, кто-то объяснил Апе, что вход в нужную ей квартиру находится с другой улицы, и вскоре она оказалась в роскошном подъезде, с коврами и дорогущими люстрами.

Апа неуверенно оглянулась: на парадную это было совсем не похоже. Слева стояла старинная вешалка с кожаным пальто и галошами, возле сидела деревянная собачка, и повсюду сверкали медные таблички, самая крупная из которых указывала, что именно это – первый этаж. Апа осторожно подошла к вешалке, намереваясь тоже снять и повесить куртку, но рядом с кожанкой увидела офицерский планшет с биркой, гласившей, что эта планшетка является вещественным доказательством по делу гражданина Швондера. Такая же белела и на кожаном пальто. Галоши же объявлялись найденной собственностью профессора Преображенского. «Это, кажется, из фильма», – подумала Апа, окончательно запутавшись, и решила, что опять ошиблась подъездом. Но сверху раздался звук открываемой двери, и голос произнес:

– Ну где же вы, деточка?

На втором этаже стояла немолодая женщина, из-за спины которой высовывались сразу две собачьи морды.

Пройдя в комнату, где можно было кататься на велосипеде, Апа осторожно села, и по бокам ее сразу встали оба пса, маленький черный, похожий на швабру, но очень важный, и большой серый, наверное, овчарка.

– Так вам нужны тонкости собачьей психологии для спектакля? – Женщина понимающе улыбнулась. – Меня зовут Елена Петровна. А вас?

– Аполлинария, – неожиданно задорно представилась Апа полным именем, чего не делала до сих пор практически никогда.

Хозяйка вскинула брови.

– Какая прелесть! Так вам не собачек бы играть, а… Впрочем, извините, собачки так собачки. Сейчас я попытаюсь. Вы не волнуйтесь. Я в этом уже поднаторела, несмотря на то что моя профессия совершенно иная. Но, знаете, актеры и юристы – люди публичные, даже, я сказала бы, продажные. Я не о взятках, разумеется, говорю, а о сути. Я уже консультировала по просьбе Бориса и «Каштанку», и «Муму», и еще этого… как его, «Пса Балтазара». Вы пейте, пейте чай, а изюм – он для сердца.