Летописец. Книга перемен. День Ангела - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Вересов cтр.№ 145

– Мне хватает полетов на тренировках и соревнованиях, мамочка, – заметила Сабина. – А что касается Франца, то стоит посмотреть на его трюки, как не остается сомнения в том, что он умеет летать. Франц летает, словно плавает. Словно воздух для него не менее плотен, чем вода.

– Полагаю, в твоих словах содержится некоторое поэтическое преувеличение, Сабина, дорогая, – поджала губы фрау Лора, – но я радуюсь, радуюсь, по крайней мере, что в твоем сердце еще осталось немного места для поэзии.

Фрау Лора кисло-сладко улыбнулась, склонила на бочок голову в фарфоровом жеманстве, светло вздохнула и продолжила:

– Ах, впрочем, боюсь, я слишком строга к вам, милые дети. Строга и несколько выспренна. Вы еще слишком малы, чтобы в своих мечтах рисовать исполненные пылких чувств картины. И слава богу. Так ступайте же, резвитесь… И не отходите далеко от центра, а лучше и вовсе не отходите. Встречаемся через два часа. Вас ведь вряд ли поманит содержимое «Альте Мейстер»? Сомнительно, чтобы вас заинтересовали шедевры этой знаменитой галереи. Что вам Тициан и Рафаэль, Рембрандт и Вермеер, Рубенс и Ван Дейк, мои милые проказники? Вам следует сначала подрасти, а потом уж оценивать прекрасную живопись во всей ее сложности и богатстве. Поэтому не стоит заходить внутрь галереи. Ну так бегите же, бегите! Налево – Цвингер, направо – дворец.

* * *

– Не знаю, что хуже, – кротко заметила Сабина, когда они отошли на почтительное расстояние от фрау Лоры и встали перед фасадом оперного театра, – не знаю, что хуже: когда она сюсюкает или когда раздражена и сварлива. Знаешь, почему она не хочет, чтобы мы попали в галерею? Потому что там полно изображений голых тел. Этого, по ее мнению, детям видеть не годится. – Сабина прыснула, а потом серьезно и с некоторой тоской добавила: – Знала бы она, что наш тренер заходит в раздевалку к девочкам в самый неподходящий момент. Мы привыкли и не обращаем внимания. У него просторные трикотажные брюки, но мы-то все равно видим, как у него… кое-что торчит. Сначала немножко, а потом все больше и больше, пока он смотрит, как мы переодеваемся, и дает всякие наставления. Девочки говорят, что у мужчин так бывает, когда они хотят, ну, заняться кое-чем с женщинами. Ну… от чего дети бывают. Он, кажется, занимался этим с Магдой Альтманн, и она все ходила с задранным носом и скрытничала, а когда мы пытались ее расспрашивать, только глаза закатывала и поджимала губы, и теперь куда-то пропала, хотя и заявлена была на чемпионат ГДР. Он, наш тренер, между прочим, не стар, и некоторые считают его красивым. Моника Бирлянд и Ева Кнауф прямо-таки влюблены по уши! Но только не я, – быстро добавила покрасневшая Сабина и метнула косой взгляд на Франика.

Но Франик, такое складывалось впечатление, пропустил мимо ушей пикантный монолог Сабины. Он замер и смотрел куда-то вбок, склонив голову, и прислушивался к неведомому.

– Франц! Эй, Франц, – слегка толкнула его Сабина, разочарованная, что ее провокация (ибо повествование ее являлось отчетливо провокационным) пропала втуне, – ты меня слушал, вообще-то?

– Шарманщик, – словно в трансе ответил Франик, – вон там, на ступеньке. Смотри! Увидела? Если нет, то закрой глаза.

Она закрыла глаза и почти сразу услышала сбивчивые, хриплые переливы, сипение и стук, которые в совокупности своей представляли не что иное, как вечного «Милого Августина». Шарманка была так стара, что почти рассыпалась на составные части, медные звездочки заклепок потускнели, широкий ремень, перекинутый через шею старого шарманщика, был чинен суровыми нитками во многих местах. Шарманщик, опустив голову в остроконечной широкополой шляпе, с усилием крутил ручку. Бурый плюш его просторной блузы во многих местах был протерт до основы, короткие суконные штаны посеклись на швах, чулки пропылились, а на одном башмаке недоставало оловянной пряжки, и заменена она была самодельною из толстой свиной кожи. На шарманку свешивался перекрученный кончик клетчатого шейного платка, но шарманщик не замечал этого, так как глаза его были закрыты в упоении. «Ах, мой милый Августин…» – пела в его сердце шарманка совсем так же звучно, как в ту пору, пока была еще молодой и звонкоголосой. «Ах, мой милый Августин…» – сладкоречиво начинала она снова и снова и сбивалась будто бы шаловливо: «Мой-мой-мой-мой…» А потом нежно утешала, словно плачущего ребенка: «Все, все прошло…»

«Мой-мой-мой-мой… – хрипела шарманка голосом старой ведьмы, ревнивой и корыстной, и безнадежно добавляла: – Все прошло, все…»

«…Августин, Августин. Ах, мой милый…» – вполголоса напевала Сабина. И очнулась от толчка Франика:

– Ну, все. Он уходит, – сказал Франик, с любопытством экспериментатора глядя на Сабину. И она увидела сквозь откуда ни возьмись взявшийся туман, как шарманщик наклоняется, с трудом удерживая равновесие, поднимает с булыжной мостовой выщербленную деревянную миску с несколькими медяками, поворачивается к ней спиной и, будто бы приглашающе оглядываясь через плечо, растворяется в колеблющейся дымке.

– Пошли, – позвал Франик, и они двинулись вслед за шарманщиком мимо конного короля Иоганна, непочтительно обогнали чинное шествие плоских мозаичных фарфоровых фюрстов, ринулись по Брюльской террасе, мимо Академии художеств – к Эльбе. К Эльбе! О, вот и он, мост Августа, Августа, Августа! Старый добрый Августин, для тебя все ли прошло?..

Вот он, Дрезден, во всей красе, а внизу Эльба, не так свежа, как прежде, не так полноводна, но все течет через века, отражает скромную небесную лазурь, и вот уж восемьсот неполных лет смотрится в ее изменчивые воды город.

Эльба, сверкающая под солнцем, смыла наваждение, и Сабина выразила желание взглянуть на этот самый Цвингер, о котором всем с детства известно, что это восьмое чудо света. И они, почти тем же путем, лишь навестив «Золотого Всадника», вернулись на Театральную площадь, определили, в какую сторону идти, и вышли к сей сокровищнице Августа Сильного, выстроенной на зависть всем дворам Европы. И, наверное, в пятый или в шестой раз обегая прямоугольник павильонного комплекса, бывший когда-то и хранилищем коллекций, и храмом науки, и театром, нос к носу столкнулись с фрау Лорой, которая, нежно воркуя что-то в осуждение безответственным детям, запропавшим в незнакомом городе, нагрузила тех самых детей объемистыми пакетами, полными покупок, и велела нести их к отелю.

* * *

Среди прославленных и легендарных приграничных маньчжурских сопок, в распадке над широким, чистым ручьем затаился потемневший от времени, но крепкий рубленый дом, построенный по образцу сибирскому, но не китайскому. Судя по тому, с каким хозяйским видом Черныш каждый раз оглядывал это строение, не оставалось сомнений, что он приложил руку к постройке дома. В доме жил смотритель здешних мест, то есть что-то вроде егеря или лесника, по имени Сян Линь. Но, возможно, это было дружеское прозвище или корпоративная кличка, а не имя, Олег не очень понял.

Черныш был странным контрабандистом. Весьма похоже, что за кордон он ходил не столько по делам или ради заработка (потому что хабар был не всегда), сколько в гости с подарками. И его в свою очередь одаривали всякими полезными вещами. А для сбыта по эту сторону границы он получал обыкновенно мелкую электро-и радиотехнику гонконгского и южнокорейского, а иногда даже и японского производства – электронные часы, крошечные радиоприемники с невиданным диапазоном приема, переговорные устройства, маленькие переносные телевизоры, портативные магнитофончики, тостеры, миксеры и всякие приятные канцелярские мелочи вроде авторучек с плавающими фигурками, прозрачного скотча, блокнотиков с голографическими обложками, пластиковых конвертиков, фломастеров и прочих конторских радостей. Вещички из подарочных, которые не пригождались самому Чернышу, он вместе с контрабандным хабаром отправлял в Читу с подружкой своей старинной и соседкой лихореченской Люаной Соевной.