Летописец. Книга перемен. День Ангела - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Вересов cтр.№ 101

В полдень случайно упавшие капли испарялись, не долетая до земли. Испарились и рабочие-арабы, но опоры моста, как это ни странно, стали расти гораздо быстрее. Михаил Александрович ежедневно посещал место строительства и вежливо и подробно отвечал на вопросы прораба, который ответов не слушал, а смотрел в белесую колеблющуюся даль, так как и сам прекрасно знал, что делать. Михаил Александрович уже привык и не замирал столбом перед миражами, лужицами растекавшимися по каменистой трещиноватой земной поверхности прямо под ногами. Привык он и к смерчикам, возникающим на пустом месте, при полном, казалось бы, безветрии. Смерчики охватывали колени, шурша песком и мельчайшими камешками, насыпали пыли и песку за пазуху и в карманы, забивали рот и нос, оседали в волосах и на ресницах, если ты раззява и не успел увернуться.

С пустынной экзотикой, с миражами, смерчиками, признаками надвигающейся пыльной бури, гадами ползучими и кусачими, а также еще с некоторыми полезными вещами, например с тем, что к верблюду-самцу следует подходить с наветренной стороны, знакомил Михаила Александровича переводчик Макс Арван, временами полубезумный от контузии.

– Миша, они дурно пахнут, эти самые корабли пустыни. Воняют дерьмом, особенно по весне, во время гона. И воняют со стороны головы, а не хвоста. У них такие шишки на голове специальные, ароматические, чтобы верблюдиц соблазнять и метить свою территорию. Они, когда пасутся, трутся головой, если есть обо что. Когда караван проходит, то – о-о, какое амбре! У меня такое впечатление, что бедуины завязывают пол-лица не столько по причине летящего песка, сколько по причине верблюжьего амбре.

– А если ветра нет, с какой стороны к ним подходить? – чисто от скуки спросил Михаил Александрович.

– Ты лучше к ним совсем не подходи. Полезешь к верблюдице, тут же явится ее благоверный, и поскольку вы друг другу не представлены, то мало ли что взбредет ему в голову.

– Оплюет?

– В жизни не видел, чтобы верблюды плевались, – возмущенно замотал головой Макс. – Может, и есть такие специально выдрессированные, советские, для кино, но за все двадцать лет, что обретаюсь на Востоке, я не видел ни одного верблюда, ведущего себя столь вульгарно.

– А что тогда? Может напасть?

– Это вряд ли, но станет самоутверждаться и может задеть. Он большой, верблюд-то, а ты маленький. Будет больно.

Пятидесятидвухлетний Максим Иванович Арван, состоявший в должности переводчика, был в той же мере необходим на стройке, сколь и Михаил Александрович Лунин, то есть вовсе не нужен. Арабы и русские – строители, инженерно-технический персонал, обслуживающий персонал, отдельные любопытствующие кочевники – очень быстро находили общий язык и прекрасно могли объясняться с помощью одного-единственного общеизвестного русского словосочетания, воспринимаемого таинственным образом на всех широтах, значение которого менялось в зависимости от интонационного наполнения, и не особенно богатой, как русской, так и арабской мимики.

Максим Иванович Арван обретался в разных уголках пустыни, куда его какая-то добрая душа командировала переводчиком, спасая от неминуемой при его длинном языке и последствиях контузии психушки, плачущей по нему на великой родине. Макс болтал. «Болтал все не то», как выразился Игорь Борисович. Болтал с тех пор, как в смущающих дипломатов обстоятельствах был ранен в Египте. Наши, как известно, помогали советами египтянам, учили их метко стрелять в бывших советских граждан, составлявших немалую часть израильской армии.

– Миша, – сокрушенно качал головой Макс, – у меня полная записная книжка израильских адресов, наши пленные давали. Хоть сейчас езжай в гости в Иерусалим или в Хайфу. Так эти разве пустят! – махал рукой в северном направлении Макс.

– Они, пленные, что, благополучно вернулись домой? – удивлялся Михаил Александрович.

– Ну да, а ты как думал? Отработали, пока война не кончилась, и вернулись. Чего им не вернуться было? Я даже как-то раз обнаглел и позвонил в Хайфу одному киевскому русскому Мусе Гульману. Он искренне обрадовался и спросил, когда меня ждать. Я ведь им там переводил при случае. Они же с арабами тоже как-никак, подневольно, но общались. Мусю я разочаровал, а сам получил в очередной раз по моей больной голове за несанкционированный звонок, и сослали меня переводить в места, где телефоны не водятся, а также нет почты и телеграфа.

– Американцы ведь Израиль тогда всячески поддерживали, я не ошибаюсь?

– Американцы, да, поддерживали. А египетские гетеры поддерживали американцев, то есть союзников врага. То есть не поддерживали, разумеется (это я заговариваюсь), – подмигнул Макс, – а разлагали изнутри. Нас бы так разлагали. А то, как ни ночь, плывут. На освещенных веселыми лампочками лодках. Плывут. Целый цветник благоуханный плывет прямо к американскому военному судну и беспрепятственно поднимается на борт. И разлагает. Под музыку. Слюнки текли, знаешь ли, Миша, по молодости-то. Успевай только подбирать и утираться.

Михаил Александрович слушал с интересом и безбоязненно. Потому что был не трус, потому что разговор велся под уворованное со склада пиво за пределами лагеря, меж уютных камушков, под звездным посевом, под умирающей луной, принявшей форму персиковой косточки. И еще потому не боялся, что была недвусмысленная установка: Максу Арвану не верить, так как сей субъект больной на головушку, мало ли что он болтает.

– Арабы-то как, стрелять научились? – поинтересовался Михаил Александрович.

– А как же, – ответил Макс, – в конце концов, научились. Когда война закончилась, мы тепло попрощались с египетскими товарищами и пошли себе маршем по холодку. А египетские товарищи, в благодарность за то, что их так хорошо учили, решили продемонстрировать слаженность действий и меткость стрельбы. И как вдарили по колонне… Метко. Мне вот чуть голову не снесли. Потом, правда, на высшем уровне выяснилось, что они приняли нас за израильтян, заблудившихся у них в тылу. Были принесены извинения и выражено глубокое сожаление в связи с прискорбным инцидентом. Но мне так думается, что благодарные арабы просто устроили прощальный фейерверк, а поскольку в небо промахнулись, то попали в нас. Чисто случайно.

И Макс, упившийся натощак дефицитным пивом, не совсем в тему, но с воодушевлением исполнил идеологически чуждый, но широко известный марш:

Ведет вперед нас Голда Меир

И бог войны Моше Даян,

А впереди желанной целью —

Еврейский город Асуан.

– Макс, а ты и на строительстве Асуанской плотины побывал? – спросил Михаил Александрович. Но Макс, скорбная головушка, отрубился, и перед Михаилом Александровичем встала проблема транспортировки Макса к автобусу, где тот предпочитал ночевать, так как испытывал неприязнь к пустынной живности. Макс был глубоко убежден, что в автобус, пропахший бензином, скорпионы и прочие неприятные твари не наползут.

* * *

Утро началось с крупной неприятности. Ни свет ни заря, в половине седьмого, заявилась комиссия из деканата во главе с комсомольским боссом Котей Клювовым. Котя Клювов, такой же сонный, как и сладкая парочка, прикрывающая срам узким одеялом, был зол на весь свет, известная своей вредностью методистка Зинаида Борисовна, в обиходе Зануда Барбосовна, – безмерно счастлива, неизвестное лицо без выраженных половых признаков, обычно обитающее в спортзале на параллельных брусьях, – держалось индифферентно. А позади троицы не опохмелившимся привидением покачивался и плыл по сквозняку комендант, по вине которого и проводилось мероприятие. Коменданту давно не нравилась эта комната, он давно принюхивался и шпионил, а потом донес, не дожидаясь, пока донесет кто-нибудь другой.