Последние слова были произнесены под нос и не слишком разборчиво, они словно бы ненароком вырвались у Московцева. Юра, в изумлении слушая речи букиниста, все более убеждался, что имеет дело с человеком полупомешанным, хотя и странно притягательным, и все менее он верил в то, что перед ним избранник его матери. Но если это все же он… Господи, как, интересно знать, можно выяснять отношения с… с пришельцем из космоса, к примеру? Что толку? Что он поймет, если у него другие моральные нормы или вовсе их не имеется?
– …все в прошлом. Все – в прошлом, особенно у нас в Московии, – сокрушался букинист. – Будущее? Лишь только оно наступает, как уже доли секунды спустя становится прошедшим. Где оно, грядущее? Не помню уж, кто и по какому поводу сказал, но так верно и всеподходяще сказал, что при слове «грядущее» из русского языка выбегают мыши, и всей оравой. Они-то знают, мыши-то. Они-то знают, что все уже было, а грядущее – в прошлом. Нам-то трудно понять, что живем в обратном направлении, к тому первозданному, когда еще и Неглинка, и Сивка, и Сретенка, и ручей Студенец, и всякие прочие текли себе среди болот, но под небесами не каменными… Теперь-то все равно, скажете, но я бы еще, пока не обернулось время, хотел успеть побыть чем-то существенным, хотя бы – экслибрисом, красиво начертанным на плоскости, картиночкой, визитной картой Великой Библиотеки…
Московцев извлек из-под прилавка бутылку и вылил в стакан остатки дешевой дряни. Юру он уже не замечал, заговорившись. «Он пьян и бредит», – понял для себя Юра. Он все более укреплялся в этом мнении по мере того, как увеличивалась плотность мистики на единицу мысли букиниста.
– Не знаете ли вы Валентина Московцева? – на всякий случай, пытаясь преодолеть сумму возникших неясностей, спросил Юра. – Мне сказали, что его можно найти здесь. Так не знаете?
– Знавал когда-то, – ответил Московцев, – то есть думал, что знавал. Как все мы в молодости думаем, что уж себя-то мы знаем. Зна-а-ем!.. И всякие там «я знаю все, но только не себя» – всего лишь увлекательные стишки средневекового хулигана, развратника, вора и пьяницы из образованных. Нужно стать вором и пьяницей из образованных, чтобы это постичь.
Юра, не дослушав и не попрощавшись, ушел в смятении. У него ничего не вышло. Не вышло даже как следует хлопнуть дверью, та была слишком тяжела и туго двигалась в петлях. Когда он входил в магазинчик, он этого совсем не заметил, будто и не было этой дубовой плиты.
Он так и не пришел к решению, нужно ли ему разыскивать мать. За семь лет пребывания в Москве он отвык от нее и любил уже по-другому, не так, как любят детьми. Он не понимал ее сейчас и понять после знакомства с Московцевым не надеялся, даже не делал таких попыток, слишком был озадачен. Легче всего было последовать совету Елены Львовны и не трогать мать, а свое недоумение и негодование оставить при себе. Жаль было отца, но Юра знал, что тот не позволит себя жалеть, не позволит напоминать ему о позоре. Что касается бабушки Нины, то она всегда была готова к странностям поведения своей Ирочки и воспринимала их как должное. Одним словом, Юра оставил все как есть, и потому трещина в его мироздании осталась не чиненой, не запломбированной.
* * *
Вскоре было распределение, и Юру, молодого дипломатического работника, направили в Африку, в Гвинею.
– Вы владеете французским, Юрий Алексеевич, – сказали ему в деканате, – но недостаточно хорошо пока что владеете дипломатическими навыками для того, чтобы работать в такой сложной стране, как капиталистическая Франция, или, скажем, на севере Африки. Суахили же ваш оставляет желать лучшего, по мнению преподавателей. То, что у вас по нему оценка «отлично», ровным счетом ничего не означает, как вы и сами понимаете. Кроме того, суахили – это масса никому не нужных африканских диалектов. С тем же успехом можно и банту изучать. Языковая группа одна, а жители соседних деревень друг друга не понимают, так разобщены. И вы же не переводчик, не этнограф, не врач, не воин-интернационалист, которым могли бы пригодиться диалекты, а дипломат. Вам пригодятся языки более распространенные. И по счастью, вам знакомы испанский и португальский. Они пригодятся вам при контактах с товарищами из Анголы, с которыми вам, скорее всего, придется иметь дело… Работа потребует энергии, приложения молодых сил. Все сложилось очень удачно и определенно. Вы будете прикомандированы к нашему торгпредству. Не скроем, такую рекомендацию дал уважаемый нами товарищ Мистулов, Михаил Муратович. Он выразил опасение, когда узнал, что поначалу вас хотели откомандировать в Эфиопию. Вы молодожен, и юным женщинам не место в стране, где пока еще активна партизанская деятельность. Слишком там все нестабильно, как и в Анголе, будем отдавать себе отчет. Гвинея же – спокойный нынче регион. Полагаем, особых сложностей у вас в работе не возникнет. В экономических вопросах вам помогут разобраться, не так уж сложна, как может показаться, экономика развивающихся стран. Собственно, вы должны понимать, что экономику им делаем мы, как субъект влияния. Соответственно, определяем и политику – по мере возможности… хмм… и даже когда это кажется невозможным… приближаем режимы к социалистическим, это азы дипломатии. Итак, спокойная Гвинея и, опосредованно, Ангола, которая, как вы помните, с Гвинеей не граничит. Но есть авиасообщение, которое мы контролируем. Большего не скажем. Умному – достаточно, как говорили древние. В подробности вас посвятят на месте. Смеем надеяться, ваше знание региона, хотя и теоретическое пока что, принесет пользу нашему дипломатическому корпусу. И советской родине, разумеется, Юрий Алексеевич. Пожелаю вам счастливого пути.
Когда речь зашла о торгпредстве и связях с Анголой, Юра понял, что с подачи ушлого Михаила Муратовича вляпался в военные поставки. Лучше бы его прикомандировали к военному атташату, все честнее. Гвинея всегда была торговым перепутьем, и сейчас, видно, стала подходящим перевалочным пунктом для наших поставок военной техники в Анголу, раздираемую гражданской войной и тем не менее ставшую уже нашим форпостом. Войну пытался контролировать, с одной стороны, социалистический лагерь в лице сорокатысячного кубинского экспедиционного корпуса и наших военных, которые официально осуществляли лишь советническую деятельность, не более того, помогая дружественной Анголе в создании собственных вооруженных сил. А с другой стороны, постоянными были атаки и диверсии со стороны ЮАР. И Юру после оформления соответствующих допусков ознакомили кое с какими документами, из которых становилось ясно, что ЮАР имеет основание опасаться распространения просоветских настроений на своей территории. Советская родина стремилась охватить своим влиянием большинство стран Африки, в том числе Анголу, Мозамбик, Зимбабве, далее – даже Намибию, занятую войсками ЮАР, и, в конце концов, самый юг Африки. Построение социализма? Да, разумеется. Но страны-то богатейшие. Сырье, товарищи, и какое! Золото, алмазы, нефть. А в мирной теперь Гвинее, куда собирался Юра, – бокситы, руды алюминия, которого нам всегда не хватало.
Михаил Муратович вид имел победительный и торжественный. Притворяясь, что не замечает холодности Юры, которая была ему понятна, хотя и неприятна, он напутствовал Юру словами высокими:
– Не забывай, Юрий, что дипломатия – это в меньшей степени стратегия и в большей – конкретная тактическая деятельность, направленная на достижение поставленных целей, на формирование зачатков сценария дальнейшего развития событий. Игра! О, какая игра! Завидую тебе, вспоминая молодость. Мы, дипломаты, дальнозорки и прозорливы, политики в прозорливости уступают хорошему дипломату. Ты, надеюсь, поймешь это, немного пообтесавшись. Жду с нетерпением, Юра, когда ты наберешься опыта. Ведь навык необходим не только в действиях механических. Навык, переходящий в рефлекс, возможен и в деятельности интеллектуальной. Когда он приобретается, тогда очередная головоломка складывается как бы сама собой и картина становится очевидной. И как начинаешь вдруг ценить тонкости дипломатической игры! Мой совет: не избегай разнообразия в деятельности, Юра, не бойся быть – не найду другого слова – всеядным. Это расширит твой кругозор, обогатит опыт. Интеллект, повторю, требует пищи разнообразной…