Невский проспект - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Вересов cтр.№ 18

С севера кузина вернулась, будучи на сносях.

– Конечно, и там люди рожают, – щебетала она.

Но они с мужем решили, что дома все-таки лучше!

– Знаешь, какое у меня пузо?! Прямо арбуз! Ты бы меня сейчас и не узнал, наверное! А ты прежний, усатый-полосатый?

– Усы те же, что и раньше! – успокоил ее Вадим.

– Да я по голосу слышу, ничуть ты не изменился – такой же Винни-Пух в штанах!

Вадим в ответ предположил, что причина возвращения Лены домой вовсе не в беременности. Просто чукчи, которые и так еле выносили Ленку и ее супруга, узнав о грядущем прибавлении в этой семейке, потребовали у партии и правительства их немедленной депортации.

– Во-первых, там не чукчи, а якуты! – сказала Ленка. – А хоть бы и чукчи! Что ты знаешь про чукчей, кроме глупых анекдотов?! Знаешь, какая у них история, у чукчей! – Она кипятилась так, словно только что уличила Домового в каком-то диком национализме. – А во-вторых, на что ты, интересно было бы знать, намекаешь?

– И ни на что я не намекаю! Это у тебя все из-за беременности. Женщины в этот период иногда становятся мнительными и раздражительными!

– А знаешь – ты прав! Скорее бы родить – но чтобы только здоровенький! А вообще я ничего не выдумываю – помню, как ты рассказывал своим дружкам про то, что я ворую, пью и еще что-то делаю нехорошее…

– Ничего подобного я не говорил! – попытался оправдаться Вадим, у которого та давняя сценка сразу встала перед глазами.

Если бы Кирилл не настоял тогда, чтобы Иволгин пришел не один, а с девушкой на его день варенья. Если бы не позвонил старый друг Симаков и не рассказал об одной дальневосточной гимнастке…

– Ага! – победно завопила Ленка, воспользовавшись наступившим молчанием. – Значит, помнишь все, голубчик! Я тебе этого долго простить не могла. А потом мне сказали, что я и правда эта, как его… слово есть… Клептоманка! – Сказано это было таким тоном, словно Ленку провозгласили лауреатом Нобелевской премии или кем-то в том же роде.

– Ну вот! – сказал Вадим. – Главное, признать, что проблема существует!

– И все равно ты тогда вел себя как настоящая свинья! – продолжила она кокетливо-капризным тоном. – Наговорил гадостей незнакомым людям про родную кровь, вынес сор из избы! А болезнь эта плохо лечится. Да и вообще это так необычно и оригинально! Правда, меня теперь не везде пускают в гости – дикие люди какие, правда? Не понимают, что нельзя считать преступником больного челове-ка! А ты к себе меня пустишь? – спросила она вкрадчиво.

– Ну конечно, – сказал он.

Сейчас – говоря с ней, пустоватой, взбалмошной и действительно больной, если не на всю голову, то на большую ее часть точно, Иволгин вдруг по-настоящему почувствовал, как ему не хватает того семейного тепла, что он ощущал всю свою жизнь вплоть до женитьбы на Наташе, положившей всему конец. Впрочем, то, что для одних означает конец, для других является только началом. И доказательство этой нехитрой философии лежало рядом, в кроватке, агукало и порывалось дотянуться ручкой до картинки на стене.

– А родителей пустишь? – не отставала Ленка.

– Чьих? – уточнил Иволгин. – Твоих?

– Да нет, Вадим, – сказала сестра серьезно. – Твоих.

Мать звонила несколько дней тому назад. Столько времени он представлял себе возможный разговор с ней, но всякий раз всплывало все, что ему довелось услышать после побега Наташи. Каждое сказанное в тот момент слово отпечаталось в его памяти, а память у него была хорошей.

Сейчас голос ее был уже не так тверд. Эх, мама, мама! Но почему-то он не чувствовал того, что непременно почувствовал бы прежний Вадим Иволгин. Домовой. Дим-Вадим. Не дрогнуло сердце, не сорвался голос, и слеза не скатилась по щеке. Перегорело. Гертруда Яковлевна, кажется, была разочарована, когда продолжительное молчание прервалось словами, которые Вадим подбирал не меньше минуты.

– Мама, я тебя очень люблю, но сейчас не время. Не время!

И, положив трубку, он еще несколько минут прислушивался к своим ощущениям, пытался проанализировать их, попереживать, что ли, для приличия. В конце концов он просто выругался. Хорошо выругался, по-русски, благо Верочка была в другой комнате да и вообще вряд ли бы поняла, даже если бы услышала. И неожиданно полегчало. Вот вам и психотерапия а-ля рюс. Дешево и в буквальном смысле этого слова – сердито!

Он подумал, что жизнь его складывалась таким образом, чтобы выбить из него всю эту винни-пуховскую неуклюжесть, наивность эту. Но вместе с наивностью нетрудно было утратить способность понимать и прощать. И это пугало. Он помолчал, потом спросил:

– Как они там?

– Переживают! – сказала Ленка. – Из-за тебя. Образумишься – звякни им, пожалуйста!

– По-прежнему у тетки квартируют?!

– Да, знаешь, она ведь совсем старая. Впадает потихоньку в маразм!

– Это мама тебя просила позвонить? – спросил Вадим, помолчав.

– Нет, – сказала сестра. – Честно, это моя инициатива, я ведь тоже соскучилась, хоть ты и такая свинья! Но мне вас всех жалко!

Вадим молчал, ковырял пальцем обои, дожидаясь, когда Ленка сменит тему.

– А твоя тебе ничего не присылает из Англии? – Тему сестра сменила, но не слишком удачно.

– Лена! – простонал Вадим.

– А что, думаешь – мы такие темные, ничего не понимаем! Люди могут разъехаться и все равно продолжать друг другу помогать. Ну там джинсы фирменные прислать, для нее же это просто копейки!

– Нет, не присылает!

– Да ладно, не злись! А марки, марки не шлет?

– Я марки не собираю!

– Марки не собирают, их коллекционируют!

У меня муж на них деньги тратит бешеные – говорит, это потом окупится! А ты все еще переживаешь? – спросила она, помолчав.

И Вадим, обычно многословный, тоже помолчав, ответил кратко, обдумав ответ не для Ленки, а для себя:

– Нет, уже нет!

– Вот и правильно, Дим! Только не обижайся, но какой из тебя муж, я не представляю! Если бы я стала бы твоей женой, я бы тоже убежала…

– Если бы ты была моей женой, – выдал Вадим прогнозируемый ответ, – я бы повесился!

Попрощались сердечно. Минуту спустя Вадим подошел к кроватке. Смотрел на дочку, угадывал знакомые черты в ее мордашке и улыбался, стиснув зубы. «Что же ты со мной сделала?» – спрашивал он ту, чье отражение видел в детском лице.

Вспоминались Наташкины лисьи завывания: – «Димочка, Димочка, только с тобой! Никто мне, кроме тебя, не нужен». Интересно, верила она в это сама? Обманывала себя так же, как обманывала его, или это был, так сказать, театр одного актера?

И зрителя.