Белая ночь - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Вересов cтр.№ 11

— А для этого почаще играй со мной в шахматы, доця! А не в бирюльки!

— Да я уже давно не играю ни в какие бирюльки, бабуля! А в шахматы — скучно. Ну зачем мне учиться ставить мат королю, если клеток в жизни все равно не видно? Ну скажи мне, какой толк от твоих фигурок? Что, я подойду к какой-нибудь противной девице и объявлю ей «Гарде королеве!» или поставлю кому-нибудь шах?

— Ну, мат ты еще повстречаешь без всяких шахмат. А вот шах королю я тебя, пожалуй, делать научу… — снисходительно пообещала Эльжбета Стефановна, опять погружаясь в пасьянс."

— Все только обещаешь… А у меня, между прочим, партия в самом разгаре, — сказала Альбина значительно, выходя из бабушкиной комнаты и на секунду задержавшись в обнимку с дверью.

— Надеюсь, рокировку ты уже провела, — утвердительно произнесла бабушка и требовательно посмотрела на Альбину, застыв с картой в руке.

— Бабуля, дорогая! Я была пешкой. А сегодня я чувствую себя королевой. Вот это я тебе могу точно сказать. — И небрежно добавила уже удаляясь:

— Маме не рассказывай.

Закрывая за Альбиной дверь, бабушка каждый день кричала ей вслед до тех пор, пока она не скрывалась из виду:

— Биня, детка! По Калужскому не ходи! Обойди по Тверской! Слышишь!?

— Ага!.. — кричала она в ответ, выглядывая двумя этажами ниже.

И все равно шла по Калужскому, а потом еще и через проходной двор. Так было ближе.

Но однажды она поняла, что так ближе ко всему. И к несчастью тоже.

Осенью, пока льда еще не было, они занимались в зале общей физической подготовкой. А в конце тренировки делали упражнения в коньках, надев на них зеленые пластмассовые чехлы.

Залов было несколько, поэтому занимались сразу после школы. Осенью она приезжала домой гораздо раньше. А вот когда тренировки перенеслись на лед, сразу возникла очередь. Малыши занимались пораньше. Потом школьники.

А самые старшие, то есть Альбинина группа, выходили на лед только в семь.

Это было в ноябре, когда каток только залили, и она стала возвращаться после тренировок к девяти вечера. Обычно в это время давки в трамвае уже не было. И это был плюс поздних возвращений.

В тот день в парке было какое-то гуляние.

Детей с родителями набилось в трамвай до упора. Сесть Альбине не удалось. Она с раздражением смотрела на противных детишек и их суетливых мамаш. Ноги после тренировки гудели.

Сесть хотелось ужасно. Она даже подумала, что можно было бы акцентированно похромать в первую дверь и с чистым сердцем бухнуться на места для инвалидов. Но придумала она это поздновато. Сейчас, в толпе, хромай не хромай уже никто не оценит.

Потом, когда они проезжали по городу, народу набралось еще больше. Она стояла на одной ноге, с трудом выдергивая из толпы свои тяжелый мешок с коньками.

Но когда народ стал постепенно убывать, она вдруг поняла, что так почему-то и стоит прижатая к стеклу чьим-то тяжелым телом. Она попробовала передвинуться. Но самые неприятные подозрения подтвердились. Некто, стесняющий ее сзади, как в дурном сне передвинулся вместе с ней.

Язык онемел. Она испугалась. Кричать «Помогите!» было стыдно. Ее спросят, что случилось. А ответить ничего вразумительного она не сумеет. Она еще никогда не видела, чтобы в толпе кто-то кричал: «Помогите! Ко мне прижались!» Это просто нелепо. Сказать — «Отойдите от меня!»? А вдруг ей показалось? Это неудобно. Она решила дотерпеть до своей остановки.

Ведь ждать оставалось совсем недолго.

Прежде чем сделать решительную попытку к освобождению, она оглянулась и вложила в свой взгляд все накопленное за время дороги негодование. За ней стоял высокий и плотный мужчина в черной вязаной шапочке с узорами. Его блестящий крупный нос весь был усеян мелкими черными точками, как муравейник. Он стоял и смотрел перед собой, совершенно не замечая Альбининого взгляда.

— Разрешите, гражданин! — сказала она громко и слегка оттолкнула его с трудом поддавшееся тело. Он отодвинулся на десять сантиметров и продолжал тупо смотреть перед собой, как будто ничего не видел.

Альбина с колотящимся сердцем подошла к дверям и спустилась на одну ступеньку.

И увидела, как тут же отразилась в стекле темная фигура. И рука в черной перчатке взялась за поручень прямо рядом с ее рукой. Под коленками противно вякнул страх. Теперь она подумала, что лучше было бы остаться в трамвае. Пусть себе выходит, только без нее.

Но обратно повернуть было уже нельзя.

И она решила успокоиться, взять свою спортивную волю в кулак и не дергаться раньше времени. Ну зачем ему за ней выходить? Может быть, это просто его остановка. Сейчас все и выяснится, подумала она.

На остановке она выскочила из трамвая и быстро пошла вперед, удерживая себя, чтобы сразу не оглянуться и не припустить галопом. Почему-то, как назло, все люди разошлись в разные стороны и пристроиться рядышком к кому-нибудь внушающему доверие возможности не было. Прямо перед собой она видела собственную тень, ползущую под ногами. Она не выдержала и быстро обернулась назад, якобы для того, чтобы посмотреть, нет ли машин, и перейти улицу.

Он шел за ней на некотором расстоянии. Он действительно шел за ней. И в ту секунду, когда осознание этого факта произошло, в кончики ее пальцев ударил адреналин.

Идти ей предстояло еще целый квартал. Улица впереди была абсолютно пустынна. Только один прохожий бодро вышагивал далеко впереди. На противоположной стороне горели витрины дежурной булочной. И она решительно двинулась туда. Куда угодно, только чтобы рядом были люди.

Грязная швабра разгоняла по белым мраморным плитам коричневую жижу. Она переступила через лужу и подошла к прилавку. Одинокая старушка негнущимися пальцами запихивала половинку хлеба в матерчатый мешок. Альбина, оказавшись среди других людей, обрела некоторую уверенность и резко оглянулась, готовая к выяснению ситуации прямо здесь. Но за ней никого не было. Она облегченно вздохнула, попыталась успокоиться и убедить себя в том, что все это ей просто почудилось.

Она осторожно повернулась боком к окну.

Посмотрела.

Никого.

Ну конечно, он прошел вперед. И ему не было до нее никакого дела.

— Девочка, берешь что-нибудь? Мы закрываемся, — нетерпеливо спросила ее дородная продавщица в ватнике поверх бывшего когда-то белым халата.

— Нет. Ничего, — сказала Альбина и поняла, что даже если сама не захочет отсюда выходить, ее попросят.

Она вышла на улицу. Оглянулась по сторонам. Никого не увидела и быстро направилась в сторону своего дома. Как же это ужасно быть девушкой. Почему-то надо бояться. Обходить стороной пьяных, как учили папа с мамой с раннего детства. Не заходить в подъезд с незнакомыми мужчинами. А ей иногда очень даже хотелось зайти в подъезд с незнакомым мужчиной, галантным, ослепительно улыбающимся и протягивающим ей билетик в кино. Но родители толком ничего не объясняли. Почему надо бояться? Почему, выражаясь их языком, «девочек могут обидеть»? Она никогда с этим не сталкивалась. И вот сейчас, почуяв какой-то утробный ужас, она уже точно знала, что с такой темной фигурой в черных перчатках она не то, что в подъезде, но даже на площади не хотела бы оказаться на расстоянии меньше километра.