Михаил никак не ожидал от Ани в этот вечер твердой воли и взвешенных речей. Он готовился к слезам, истерикам, самообвинениям или, наоборот, к оцепенению, каменному лицу, молчанию.
На кухонном столике его ждал ужин. Выгнутые и вогнутые поверхности фарфора были чисты, глянцевы. Это была такая игра — спрятать еду, одновременно выставив ее на стол. Но через щели и отверстия пробивались струйки пара, выдавая горячие блюда и соусы.
Какое-то время Корнилов сидел за столом, не решаясь разрушить иллюзию неприкосновенности тарелок. Наконец, Аня подняла большую, как литавры, крышку супницы. Тогда и мелкая посуда стала открываться сама собой.
Корнилов ел с некоторой опаской. Это было похоже на прощальный ужин, хотя Аня как-то рассказывала ему, что научилась снимать сильные стрессы приготовлением ужина, причем в большом количестве, из многих блюд. Словно в этот вечер к Ане на угощенье собирались все ее беды и несчастья.
— Серега сказал, что его омоновцы еще никогда так быстро не бегали, как сегодня по грядкам, — сказал Михаил, внимательно наблюдая за Аней. — Очень ребятам понравилось, как ты с братьями Хрипуновыми говорила…
— Так они еще и братья?
— Родные, — ответил Михаил. — Расстегай старший, а тот, с челочкой, младший, Павел… Особенно омоновцам понравилось «И не надо лохматить Ахматову». А при чем здесь Ахматова?
— Ну, в Бернгардовке, в лесу, большевики расстреляли ее мужа — поэта Гумилева, — сказала Аня. — Тоже, между прочим, Анна… Одним словом, не при чем. Так, с языка сорвалось.
— Омон объявляет тебе благодарность за присутствие боевого духа и за поднятие аналогичного духа у бойцов.
— Служу трудовому омону! — выпалила Аня, звякнув фарфоровой крышечкой. — Велик и ужасен бог Омон-Ра… Миша, ты вот ругал меня за самовольные действия, за глупость и неоправданный риск. Ты же не хочешь, чтобы это опять повторилось?
— А есть такая опасность? — Михаил даже отложил вилку.
— Если честно, есть, — сказала Аня. — Отсутствие информации и все такое. Ты мне можешь все по-человечески рассказать, что было в течение дня. Раскололи братьев?
Корнилов подумал немного, пока пережевывал пищу.
— Младшего Пашу раскололи подчистую, — заговорил он так, будто для него было обычным делом вот так, за вечерним столом, все докладывать жене.
Аня сидела напротив него, подперев голову руками, как на лубочной картинке, а Михаил рассказывал ей, опуская, правда, профессиональные, не всегда законные, детали допросов и очной ставки. Вообще, в криминальном мире о Корнилове отзывались с почтением: уважительный, спокойный, принципиально не рукоприкладствует, в «слоника» не играет, то есть противогаза с пережатым шлангом в сейфе не держит, но «разводит» так, что лучше бы бил.
Начальник охраны Анатолия Горобца был человеком из «системы», но криминальный мир, его расклады, отношения, личности и характеры знал очень хорошо, как подполковник Кудинов свои книги. Когда шеф поручил ему подыскать исполнителя, он не долго думал. На роль мясника-ювелира лучше всего подходил недавно освободившийся Расстегай, прозвище которого только непосвященным казалось мирным, выпечным. Расстегай подключил к делу своего младшего брата.
В Бернгардовке братья Хрипуновы снимали дачу, как самые обыкновенные горожане.
В этом доме на Озерной улице Корнилов с Санчуком обнаружили потом номер «Арлекина» с псевдофотографиями убитой Синявиной. С этой поддельной фотографии Расстегай и копировал свое убийство.
В тот вечер Горобец позвонил жене и пригласил ее поужинать, спокойно обсудить все дела, разойтись спокойно, без скандала, «желтой» прессы и прочего. Ему надо было только выманить Елену из квартиры, на улице ее караулил Расстегай, а младший брат Павлик подстраховывал. Все прошло не совсем гладко, потому что Расстегаю пришлось действовать не в своей излюбленной манере, к тому же он боялся нанести жертве дополнительные порезы. Пришлось бить женщину довольно банально, армейскими ботинками, и только после этого кромсать шею своим знаменитым ножом-бумерангом.
По словам младшего брата, Расстегай все сокрушался, что не видел оригинала, то есть, предыдущего трупа. А то скопировал бы почерк того убийства один к одному. Но и так работа была выполнена неплохо. Исполнители и заказчик были так уверены в том, что милиция пошла по ложному следу, что когда в еженедельнике «Арлекин» появилась странная статья, полная туманных намеков какой-то Пульхерии Серебряной, на ее поиск подрядили все тех же братьев Хрипуновых, поскольку они были в курсе дела, да и работать согласились не за отдельный гонорар, а за дополнительную премию.
Павел выследил Аню, которая даже не подумала о конспирации. Наоборот, она демонстрировала полную беспечность. По словам младшего Хрипунова, убивать ее они не собирались. После последней публикации журналистку надо было только вывезти куда-нибудь за город и как следует допросить, узнав, что ей на самом деле известно. Но на Гороховой улице ситуация вышла из-под контроля. Павел Хрипунов говорил, что даже не рассмотрел бабу за рулем, стрелял, ослепленный автомобильными фарами, почти наугад, чтобы напугать нападавших.
Орудия убийства — и нож, и пистолет — кинули в речку Лубью, протекающую за домами. Младший Хрипунов готов показать место. Вообще, он раскаивается в содеянном, готов сотрудничать со следствием, на преступные деяния пошел, подчиняясь авторитету старшего брата. Про два предыдущих убийства ничего не знает, вернее, только то, что прочитал в еженедельнике «Арлекин». Про собак ничего не слышал. Какие собаки? Он с детства собак боится…
— Мне кажется, что Павел Хрипунов говорит правду, — сказала Аня.
— Правду… Скажем лучше, не врет, — поправил ее Михаил.
— Кто же тогда убил Синявину и ту, первую, девушку?
— Наверное, оборотень, которого видел твой бомж, — ответил Корнилов, рисуя вилкой какие-то знаки на пустой тарелке.
— Тебе положить еще?.. Ты шутишь насчет оборотня?
— Нет, я сыт и не шучу, — ответил Михаил сразу на два вопроса. — Как он выглядит? Можешь его описать?
— Оборотня?
— Нет, бомжа…
Аня вспоминала после ужина — не дала ли она Михаилу слишком поспешных обещаний? Конечно, в «желтый» «Арлекин» она больше не напишет ни строчки, но прекращать собственное расследование тоже не собирается. К тому же теперь, когда Корнилов находится в следственном азарте и про оборотней, вовкулаков пока и слышать не хочет. Будто это не он разговаривал в форуме с Обуром? Не он рассказывал ей про доброго японского оборотня? Или он боится, что опять вдохновит Аню на подвиги? Ну и зря, потому что на утро она уже запланировала следующий свой шаг. Правда, абсолютно безопасный.
Назвать утром это время суток можно было с большой натяжкой. Но для Ани полдень был утром. С учетом же того, что в это время она стояла перед расписанием занятий на своем родном факультете журналистики на 1-ой линии Васильевского острова, то можно было назвать эти часы ранним утром. Кажется, два года назад, или чуть меньше, на этом самом месте она увидела Люду Синявину. Та стояла напротив доцента Каркаротенко и доказывала ему, что тема диплома «Эротический пафос в философии Владимира Соловьева» имеет очень даже много общего с журналистикой. Аня попыталась вспомнить аргументы Люды и не смогла.