Правда, там из пяти фильмов только один можно было
досмотреть до конца, но все равно это был праздник. Помню, с какими трудами я
выменивала билеты, чтобы посмотреть в Лужниках «Аферу» с Редфордом и Ньюменом.
Кто же мог знать, что жизнь так переменится и эту «Аферу» будут то и дело
гонять по телевизору… Вот еще Пол Ньюмен, какой был мужчина!
– Ну конечно, Инночка опять о мужчинах! – раздался
вдруг голос бабушки.
Я вскочила:
– Бабушка, как ты?
Она была бледная, губы синие. Я испугалась:
– Бабушка, тебе не стоило вставать.
– Ничего, ничего, мне уже лучше. Боюсь только, в театр
я не смогу пойти.
– Ничего страшного, лучше полежи сегодня, а завтра…
Инна Кирилловна, завтра бабушка обещала прийти к нам, может, и вы с нею
придете? – предложила я от чистого сердца.
– Нет-нет, это ни к чему. Это ваше семейное дело.
Как-нибудь в другой раз. А в театр тебе и вправду лучше не ходить, Маруся. Твой
вид мне не нравится.
– Саша, детка, а ты купила что-нибудь?
– Бабушка, прошу тебя, ляг!
– В самом деле, Маруся, ляг, а мы с Сашей тебе
что-нибудь вкусненькое сготовим.
– Я ничего не хочу, а вот прилечь прилягу, голова
что-то кружится.
Я помогла бабушке лечь, укрыла ее пледом.
– Так что ты купила, Саша?
– Ничего, бабушка.
– Но почему?
Я рассказала о своих попытках в Смоленском пассаже.
– Слушайте, это бред! – воскликнула Инна
Кирилловна. – Тратить сумасшедшие деньги на барахло, которое на самом деле
покупается в Турции на базаре, а продается здесь под маркой Диора!
– Инна, ну откуда ты можешь это знать? – подняла
брови бабушка.
– Уж я-то могу! А вам, Саша, я посоветую обзавестись
лучше хорошей портнихой! И даже могу порекомендовать одну женщину, она
потрясающе шьет! Каждое платье – шедевр! Я вот вам сейчас покажу одно ее
платье!
И Инна Кирилловна вышла из комнаты.
– Сашенька, это ужас! – прошептала бабушка. –
Приготовься увидеть нечто кошмарное. Только не показывай виду, ради всего
святого, восхищайся!
Инна Кирилловна вернулась, неся на плечиках платье из
черного шелка с вышитым на плече ярко-красным букетом. Такие же цветы, только
помельче, были вышиты по подолу. И каждый цветок в середке был еще украшен
бисериной.
– Ну как, Саша, нравится?
– Просто восторг! – с чувством проговорила я.
– Это было сшито на мое семидесятипятилетие! Как
видите, тут еще и дивная вышивка, и потом, по крайней мере есть гарантия, что
ты не встретишь женщину в таком же туалете, а это очень важно! Вам правда
нравится?
– Очень! Но это ведь нельзя надеть несколько раз,
платье такое броское, – робко заметила я.
– Ну вышивка может быть и поскромнее.
– А без вышивки она не шьет?
– Нет! Это ее индивидуальный стиль! Дочери одной моей
подруги она вышила на платье павлина, это было ослепительно!
– Инночка, Саше павлин не пойдет, – с улыбкой
проговорила бабушка. – Он ее просто убьет, это только для жгучей брюнетки.
– Да я знаю, ты всегда мой вкус не одобряла, –
махнула рукой Инна Кирилловна. – Ну не хотите, как хотите! Маруся, ты в
театр точно не пойдешь?
– Боюсь, что нет.
– Тогда, может быть, я могу пойти? Саша, это удобно?
– Да, конечно, это удобно! – обрадовалась
я. – Там два билета, вам есть с кем пойти?
– Ну разумеется. Я приглашу Сергея Ипатьевича, он такой
театрал…
– Вот и хорошо, а я лучше побуду с бабушкой.
– Саша, если вы останетесь с Марусей, я схожу в
парикмахерскую, надо же привести себя в приличный вид.
– Да-да, Инночка, непременно сходи к
парикмахеру! – посоветовала подруге бабушка. – А вечером все мне
расскажешь и не забудь купить программку.
Инна Кирилловна первым делом позвонила Сергею Ипатьевичу,
договорилась о встрече и быстро ушла.
– Какая она энергичная, Инночка, – покачала
головой бабушка. – Я у себя в Араде тоже еще ого-го, а тут расклеилась.
Может, к завтрашнему вечеру и очухаюсь. Очень мне хочется побывать у тебя дома,
познакомиться с твоим мужем… Саша, мне нелегко говорить сейчас, лучше
помолчать, а ты расскажи мне что-нибудь, хорошо?
– Я не знаю, что рассказывать, – растерялась я.
– Ну, к примеру, расскажи, как ты с Глебом
познакомилась.
– С Глебом? В ГИТИСе мы познакомились. Он был уже на
третьем курсе, а я на первом… За ним все девчонки ГИТИСа бегали. Мне моя подружка
все уши прожужжала – Ордынцев то, Ордынцев се, а один раз я опаздывала на
занятия и уже перед самым входом поскользнулась и шлепнулась в лужу, а он помог
мне подняться. Я как на него глянула, так и обомлела. Но, видно, я ему тоже
понравилась, и он мне сразу свидание назначил.
Я вдруг отчетливо вспомнила, как у меня колотилось сердце,
когда я в тот же день сломя голову неслась к метро «ВДНХ», где мы должны были
встретиться. И конечно, примчалась раньше времени.
Глеба еще не было, я спряталась за какой-то палаткой. В те
годы их было еще совсем немного. Он появился с опозданием минуты на три и,
убедившись, что меня еще нет, вздохнул с явным облегчением. Я выждала минутку и
на подгибающихся ногах направилась к нему. Он так просиял, что все мои страхи улетучились
сразу. Мы гуляли с ним часа два по аллеям Ботанического сада, была поздняя
осень, но день выдался теплый и безветренный. Мы говорили не умолкая, оба
словно торопились выложить друг другу все о себе. Я как сейчас помню запах
прелых листьев и ощущение счастья, вернее, радости жизни. В Ботаническом саду в
эти часы было совсем безлюдно и почти темно, но мы даже не сделали попытки
поцеловаться, мы просто как два дурака бродили по аллеям, держась за руки и
беспрерывно чему-то смеялись. Потом наскребли денег на жареные пирожки с
повидлом, запили их газировкой из автомата – и Глеб поехал провожать меня на
другой конец города, я тогда жила с родителями на Ломоносовском проспекте. И мы
долго еще стояли в подъезде, пока нас не застал там папа, который возвращался с
какого-то собрания. Он был чуть-чуть навеселе и тут же пригласил Глеба к нам,
не желая слушать никаких возражений. А мама накормила нас ужином, удивленно
поглядывая на меня. Когда Глеб наконец ушел, шепотом назначив мне свидание на
завтра, мама сказала:
– Ах, Сашка, ты с ним еще наплачешься. Но я тебя
понимаю, он очень хорош, а годам к тридцати будет вообще неотразим.
А папа сказал:
– С таким парнем нельзя быть никем, – и, заметив
мой непонимающий взгляд, добавил:
– Если хочешь быть с ним долго, ты должна состояться
как личность.