Принц Вианы - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Старицкий cтр.№ 32

А-а-а, где наша не пропадала… На двенадцатиструнке играл и к этой приловчился. Настроил струны попарно, без шестой. Корявенько, без основного баса, но тренькать можно. Что и делаю, облокотившись на надстройку, мелодии молодости пощипываю — из осторожности только медленные. А то как «Рамштайн» про два патрона включу, так меня свои же люди сдадут в инквизицию на перевоспитание. И не подумайте о них чего плохого. Не от корысти или злобы — только от страха Божьего за спасение моей души.

Детишки литейщика расселись рядом на палубе — никакого чинопочитания, и канючат «еще» да «еще».

Не понял… Я что, со своим десятком блатных аккордов тут у них за крутого шоу-трубадура проскакиваю? Похоже, что так.

Пощипал на бис «Зеленые рукава», сугубо инструментально. Мелодия на все времена и на все возраста. Большинство критиков считают ее фольклорной, но итальянский стиль композиции говорит об обратном. Скорее всего это действительно творчество влюбленного в Анну Бойлен тоскующего английского короля Генриха Восьмого, гуманиста и реформатора и, как следствие, кровавого чудовища. Талантливые музыканты часто становятся деспотами и монстрами на троне. Русский царь Иван Грозный тоже был гениальным композитором, только писал он церковную музыку, оттого широкой публики неизвестен с этой стороны.

Художник Гитлер…

Поэт Сталин…

Публицист Троцкий…

Писатель Гамсахурдия…

Нельзя творческую интеллигенцию допускать до власти. Слишком впечатлительные они.

Стрелки подтянулись с матросами ко мне поближе. Дистанцию держат, но уши у всех как локаторы.

Стемнело.

Фонарики повесили.

А они все ждут продолжения концерта. Ненавязчиво так, словами не просят, но атмосферой давят. Сенсорный голод у людей. Понять можно.

Подумал я здраво и обокрал БГ на стихи. Грубо перевел для детей на немецкий «Под небом голубым» и запел про то, что «есть город золотой»…

А голос-то у меня оказался нехилый: сильный, бархатный и красивый. Басков отдыхает. Хотя я и так принц, Феб — красавчик златовласый, девки благородного звания сами на шею вешаются. Это уже перебор с бонусами, или такое чувство юмора у того, кто меня в это тело засадил.

Потом перевел ту же песню на язык франков и спел уже для всех.

— Чьи это стихи? — спросил дон Саншо.

Пришлось потупиться скромно и «признаться»:

— Мои.

А куда деваться? Я и так уже самозванец, лжец и соблазнитель невинных дев. Так что звание плагиатора не сильно повышает кучку моих грехов.

— Тебя точно надо чаще бить по голове, — задумчиво произнес инфант. — Надо же, какая прекрасная куртуазия… А раньше ты только на дудочке свистел, как пастушок.

Чего только про самого себя не узнаешь вот так, ненароком…

Потом я еще несколько медленных битловских композиций сбацал, чтобы избыть накатившую тоску по податливому женскому телу, — в школе мне это помогало преодолеть пубертат. И тут этот рецепт оказался универсальным. Все же возраст у тел одинаков. После «Герл» и «Мишель» давление спермотоксикоза на мозги малехо отпустило, перейдя в мечтательную грустинку.

Снова в голос пою и думаю: «А не сболтнул ли я чего-нибудь лишнего?» Все же я попаданец. А попаданец просто обязан советовать на ухо Сталину, убить «кукурузника», создать промежуточный патрон и командирскую башенку на Т-34. Да… и перепеть Высоцкого. Полный набор, да не к этому времени. Потому как и Сталин, и «кукурузник» тут я — един в двух лицах. На все остальное просто технологии не доросли. А Владимира Семеновича еще адаптировать и адаптировать к местным реалиям. Взять хотя бы его прекрасные рыцарские баллады… «Значит, нужные книжки ты в детстве читал…» — вроде как про этих жителей писано, но они просто не поймут, о чем я глотку надрываю. Где монастырские послушники, а где рыцари? Дистанция несовместимая.

Сам удивляюсь, как наблатыкался я моментом переводить с языка на язык. А тянется хорошо, душевно. На ходу сочиненное.

Вдоль Эбро гуляет, вдоль Эбро гуляет, вдоль

Э-э-э-эбро гуляет

Эскудеро младой.

А донна младая, прекрасна, свежа и… С под кружев мантильи

Льет слезы рекой.

— О чем дева плачешь, о чем дева плачешь, о чем дева плачешь,

Воды Эбро солоня?

Я рыцарь без страха, упрека и лени. Готов защищать тебя

Твердой рукой.

— За два мараведи* гитана гадала, старуха гадала,

За ручку брала,

Не быть тебе дева, — гитана сказала, не быть тебе дева

Идальго* женой.

Поедешь венчаться, в Туделу, в соборе. Поедешь венчаться…

Обрушится мост.

Вдоль Эбро гуляет, вдоль Эбро гуляет, вдоль Э-э-э-эбро гуляет

Кабальеро младой.

А донна красива, но бледно-зелена. Лежит себе вечно

Под быстрой рекой.

Тренькнула последняя струна. В образовавшейся тишине только жена литейщика откровенно всхлипывала, тихо плача и утирая слезы передником. Совсем как русская баба.

Разрывая тишину, раздались аплодисменты со стороны темного берега.

— Шарман, шарман, — с некоторой ехидцей в голосе сказала темнота. — Не чаял встретить в такой глуши интересного поэта. Вот только с размером строф у вас просто беда, молодой человек. Вас разве не учили стихосложению?

— Кто там так дерзко голос подает! — гневно рявкнул шевалье д'Айю.

— Франциск дю Валлон де Монкорбье, мессиры, — спокойно отозвалась темнота, — к вашим услугам.

«А не слишком ли близко мы стоим от берега, — моментом подумалось мне. — В самый раз для бандитского налета на лодочках».

А вслух сказал:

— Я с удовольствием возьму у вас пару уроков, мессир, но только утром. Приглашаю вас к завтраку. Ночь предназначена Богом исключительно для сна, а то разное может приключиться по дьявольскому наущению, пока Бог спит, в том числе можно будет проверить, узнает ли завтра шея, сколько весит зад.

— Вы меня озадачили, мон сьер, — донеслось из темноты. — Что ж, сомневаюсь в явном, верю чуду. А за приглашение спасибо. Непременно постараюсь почтить ваш завтрак.

Ночь прошла спокойно. Наверное, потому, что выставили тройной караул. Один явный и два секрета. Но пронесло, в темноте нас никто так и не побеспокоил, хотя я очень опасался нападения, зная репутацию этого «мессира Франсуа» из книжек моего времени.

Но господин дю Валлон де Монкорбье нарисовался утром один, без подельников. Так сказать, без ансамбля…

Послали за ним лодочку с одним матросом. Эта долбленка все время за нами так на привязи и плыла. Вот и пригодилась.

Лицо пришельца было морщинистым и старым. Глаза светлые. Выцветшие. На вид ему было лет под шестьдесят, а вот как на самом деле? Трудно сказать. Тем более под седой недельной щетиной. Бродячая жизнь быстро старит. Достаточно на сибирских бичей посмотреть.