– Значит, все-таки что-то сохранилось, несмотря на его старания? – спросила я.
– Сохранилась всякая ерунда. – Агапкин поморщился и махнул рукой. – Вот сейчас сосредоточься и слушай. Есть несколько гениальных мошеннических фокусов большевиков, которые достойны внимания. История с немецкими деньгами загадкой уже не является, но позволяет понять, каким образом действовали большевики в борьбе с реальностью. История с письмом Еремина содержит в себе настоящую загадку. Вопрос формулируется просто, и ты его уже несколько раз повторяла: был Сталин агентом охранки или нет? Точного ответа не существует.
– Погодите, но вы сами сказали, он безусловно был с охранкой связан!
– Докажи! Предъяви бумагу!
– Бумаги уничтожены, он позаботился, чтобы их не осталось, но есть простая логика, здравый смысл, наконец, свидетельства!
– Какие такие свидетельства? Чьи? Проклятых меньшевиков? Врагов, завистников? Бумагу покажи!
– Вы издеваетесь?
– Не я! Он! Оська Корявый! До сих пор издевается!
Мы так раскричались, что проснулся Вася, рыкнул сердито, вылез из-под стола, стал потягиваться и хлопать ушами. Он просился гулять. Я обрадовалась возможности немного отдохнуть от своего очевидца, оделась, пристегнула поводок.
* * *
В лифте у Васи всегда случался приступ нежности. Он терся головой о мои колени, тыкался носом в ладонь, колотил хвостом по пластиковой стенке, как барабанщик. Я сразу забыла об Оське Корявом, о письме Еремина, гладила шелковистую собачью голову и не чувствовала ничего, кроме тихого, простого собачьего счастья оттого, что мы вместе идем гулять, и пустой двор освещен мягким лунным светом, и в кармане у меня спрятана сушка, которую Вася получит только на обратном пути, когда сделает свои дела.
Он долго вынюхивал подходящее место, я тянула его подальше от детской площадки, от песочницы, мы немного, вполне мирно, поспорили, наконец он встал в позу, в которой напоминал небольшого кенгуру.
Для него эти моменты были полны внутреннего смысла, морда приобретала глубокомысленное философское выражение. Он даже забывал о сушке в моем кармане. Впрочем, как только мы стали возвращаться домой, он тут же ее потребовал, получил и принялся громко хрустеть, глядя на меня снизу вверх и всем своим видом показывая, как ему вкусно, как он любит сушки.
В квартире напротив недавно поселились новые соседи, очень странные люди, пожилая холеная женщина и весьма задрипанный молодой человек. Странно было то, что они ни шагу не ступали без охраны. На лестничной площадке постоянно обитали двое или трое высоких мускулистых мужчин с аккуратно подбритыми затылками. Когда мы с Васей шли гулять, никого не было. Я подумала, что соседи уехали, и слава богу.
На обратном пути я заглянула в почтовый ящик, вызвала лифт. Вася требовал еще сушку, погрузил нос в карман моей куртки и многозначительно сопел. Лифт остановился, двери открылись, и в следующее мгновение на Васю набросилось чудовище. Оно двигалось легко и бесшумно, как призрак. Ни рыка, ни цоканья когтей по кафельному полу лестничной площадки. Тишина. Гигантский кобель редкой бойцовской породы, короткошерстный, серый, со стальным отливом, пятьдесят килограммов мышц, костей и невероятной злобы, прыгнул на моего старенького добродушного сеттера так стремительно и неожиданно, словно свалился с потолка.
До сих пор не понимаю, как мне удалось перекинуть ногу и коленом оттолкнуть от Васиного горла мощную стальную башку со страшной оскаленной пастью. Хорошо, что я была в плотных джинсах. Хорошо, что на моем месте не оказались мои дети. Правой рукой я все еще держала Васин поводок, левой пыталась нащупать ошейник на загривке чудовища, чтобы оттащить подальше от горла. Но ошейника не было, только складки толстой шкуры, короткая, жесткая, как стальная проволока, шерсть.
Все это продолжалось не больше минуты. Из приоткрытой двери квартиры напротив явились охранники, оттащили чудовище. Мы с Васей шмыгнули домой, я заперла дверь. Нас обоих трясло. Я обнаружила небольшую кровоточащую ранку возле хвоста. Чудовищу все-таки удалось укусить Васю в самое нежное место.
Странные соседи звонили в дверь, извинялись, предлагали прислать ветеринара. Я отказалась, промыла ранку перекисью, залила зеленкой, выпила валерианки с пустырником и дала пару успокоительных таблеток Васе в куске колбасы.
Наконец мы немного пришли в себя, я села за стол, Вася забился под стол, заснул, прижавшись к моим ногам, но и во сне поскуливал, дрожал.
– Ты видела его глаза? – вкрадчиво спросил Агапкин.
Оказывается, все это время мой очевидец преспокойно сидел на диване.
– Мне было не до его глаз. Он чуть не вцепился Васе в горло, – раздраженно ответила я и включила компьютер.
– И все-таки ты успела заглянуть ему в глаза. Что в них?
Я хотела сказать: злоба. Но это было бы неправдой. Может, тупость? Хитрость? Холод? Да, пожалуй, холод, какая-то ледяная туманность, бессмысленность взгляда. Ничего живого, никакого собственного, личностного выражения. Пустота.
– Люди сделали его таким, – произнесла я растерянно, – вывели специальную породу, машину для убийства.
– Правильно. Где тут логика и здравый смысл? Ну, что молчишь? Тебе привет от Оськи Корявого. В такие машины для убийства он превращал людей. Выводил новую породу, дрессировал, и в результате этой дрессуры живой организм становился управляемым механизмом.
– Зачем?
– А просто так. Ни зачем. Вот он, ключ к пониманию зла. Тайна в том, что нет никакой тайны. Пустота. Ничто, претендующее стать всем. Но разумному, нормальному человеку трудно с этим смириться, вот он и ковыряется в бумажках, ищет объяснений, доказательств, логики, здравого смысла, прагматических целей. Ладно, ты, я вижу, совсем сникла, загрустила. Давай вернемся к письму Еремина. Десять лет Исаак Дон Левин тщательно, самоотверженно проверял подлинность документа. И в 1956-м решился опубликовать. В журнале «Лайф», в газете «Новое русское слово» разразилась отчаянная полемика.
* * *
Одно только чтение этой полемики заняло сутки. Писали старые эмигранты, молодые советологи, специалисты по пишущим машинкам, архивисты, историки, бывшие меньшевики и жандармские офицеры, законспирированные советские агенты и агенты-перебежчики. Ковырялись в каждой фразе, в каждом слове.
«Полковник должен обращаться к ротмистру «ваше благородие», а не «милостивый государь»!»
«Да!»
«Нет!»
«Ни в коем случае!»
«Так и только так!»
«Нет, не так, совсем по-другому!»
«Существовало Енисейское охранное отделение в 1913 году, или это называлось «Енисейский розыскной пункт?»
«Конечно, существовало!»
«Нет, не существовало! Я точно помню!»