- Одиннадцать,- ответил Ефим.
- Что одиннадцать? - не поняла Кукуша.
- Я восемнадцать лет в Союзе писателей и написал одиннадцать
книг,сообщил Ефим. И, подумав, добавил: - А Баранов написал только одну.
Мать с сыном переглянулись.
- Лысик,- встревожилась Кукуша.- Ты часом не трекнулся?
- Нет,- сказал Ефим,- я этого дела так не оставлю. Сдохну, а
шапку свою получу.
Он вдруг вскочил, выскочил в коридор, вернулся со своей
волчьей шапкой.
- Тишка, тебе, кажется, нравится моя шапка?
- Нравится.- Тишка проглотил последний пельмень и стал
вытирать губы бумажной салфеткой.
- Ну так вот,- щедро сказал Ефим.- Я тебе ее дарю.- Он
напялил шапку Тишке на голову. - Смотри, тебе идет.
- А ты будешь носить мою? - спросил Тишка. Он снял шапку, посмотрел
на нее и положил на стул рядом с собой.
- Твою? - переспросил Ефим.- Свою ты можешь выбросить, она
уже выносилась.
- А ты в чем будешь?
- А я себе получу,- сказал Ефим.- Сдохну, а своего добьюсь.
- Лысик, поешь.- Кукуша поставила на стол тарелку
пельменей.- Садись сюда, кушай. И забудь ты про эту шапку. Это я во всем
виновата. Я тебя подбила. Но ты забудь это. Бог с ней, с этой шапкой. Я тебе
сама куплю такую, каких у ваших говённых писателей вообще нет ни у кого. Я тебе
куплю... ну, хочешь, я тебе из серебристой лисицы куплю?
- Нет! - закричал Ефим.- Не вздумай! Я их заставлю! Вот
Каретников приедет, я к нему пойду и...
Он махнул рукой и заплакал.
Ефим помешался. Я узнал это сначала по телефону от Баранова,
потом от встреченного в Доме литераторов Фишкина. Пока я собирался позвонить
Ефиму, ко мне утром, еще не было девяти, явилась Кукуша в блестящей от
растаявших снежинок норковой шубе.
- Извини, что я без звонка,- сказала Кукуша.- Но я не
хотела, чтобы кто-нибудь знал о нашей встрече.
- Ничего,- сказал я,- это неважно. Извини, что я в пижаме.
- Это как раз неважно. Кстати, очень хорошая пижама. Где
достал?
- Сестра привезла из Франции.
- У тебя есть сестра во Франции? - удивилась Кукуша.
- Нет, сестра у меня в Ижевске. А во Францию ездила
договариваться о чем-то с заводом Рено. Кофе будешь?
- Нет, нет, я на минутку.- И совсем другим тоном: - Мне
нужна твоя помощь, ты должен спасти Ефима.
Я растерялся и спросил, в чем дело, от чего я должен его
спасать.
- Трекнулся,- сказала Кукуша.- Не ест, не пьет, не спит, не
бреется, зубы не чистит. Он всегда Тишке готовил яичницу, теперь мальчик уходит
в институт без завтрака.
- Ну, мальчику, кажется, уже двадцать четыре года, и яичницу
он мог бы...
- Дело не в яичнице,- перебила Кукуша,- а в Фимке. Он совсем
на этой шапке заклинился. Он уже обошел все начальство в Литфонде, в Союзе
писателей, и ему везде отказали. Теперь ходит, все время бормочет: "Я
восемнадцать лет в Союзе писателей, у меня одиннадцать книг, имею боевые
награды". Я ему говорю: "Лысик, да что с тобой случилось, да забудь
ты про эту шапку, да задерись она в доску". А он мне отвечает, что
сдохнет, а шапку получит, и все ждет своего Каретникова. Вот Каретников
приедет, вот он вам покажет, вот он вас заставит, перед Каретниковым вы все еще
попляшете. А этот хренов Каретников, то он в Монголии, то в Португалии, я даже
не знаю, когда он бывает здесь. О, господи! - она зашмыгала носом и полезла в
карманчик за платком.- Это я, я во всем виновата. Я его толкнула бороться за
эту вшивую шапку, а теперь не могу остановить. Я ему говорю: ну, Лысик, ну,
дорогой, ну, пожалуйста, я тебе десять таких шапок куплю. Он говорит:
"Нет, я восемнадцать лет в союзе, написал одиннадцать книг, имею боевые
награды".
- Может быть, показать его психиатру?
- Может быть,- согласилась Кукуша.- Но, может, лучше и
правда дождаться Каретникова. Если тот поможет... Но пока... Я к тебе для чего
пришла... Сходи к Фимке, развлеки его как-нибудь, поговори по-дружески, спроси,
что он пишет, когда закончит. Такой интерес на него всегда действует хорошо.
Я посетил Ефима и нашел его точно таким, каким его описала
Кукуша. Он меня встретил в мятом спортивном костюме с дырой на колене, худой,
всклокоченный, лицо до самых глаз заросло полуседой щетиной.
- Здравствуй, Ефим! - сказал я.
- Здравствуй.
Загородив собою дверь, он смотрел на меня, не выражая ни
радости, ни огорчения.
- Ну, может быть, ты меня пустишь внутрь? - сказал я.
Он вошел следом.
- Можно сесть? - спросил я.
- Садись,- пожал он плечами.
Я сел в кресло в углу под оленьими рогами, он остановился
передо мной.
- Я приехал к глазнику,- сказал я,- и вот решил заодно тебя
навестить.
Он слушал вежливо, грыз черный ноготь на мизинце, но
интереса к общению со мной не проявил. Я рассказал ему массу интересных вещей.
Рассказал о хулиганстве детского писателя Филенкина, который в Доме творчества
выплеснул свой суп в лицо директора. Ефим вежливо улыбнулся и, покончив с
мизинцем, принялся за безымянный палец. Ни расовые волнения в Южной Африке, ни
перестановки в кабинете Маргарет Тэтчер его тоже не заинтересовали.
Я предложил ему перекинуться в шахматы, он согласился, но,
уже расставляя фигуры, перепутал местами короля и ферзя, а партию продул в
самом дебюте, хотя вообще играл гораздо сильнее меня.
Мы начали новую партию, и я спросил его, как развивается
"Операция".
- Я восемнадцать лет член Союза писателей и написал
одиннадцать книг,сообщил Ефим и подставил ферзя.
Возможно, он доложил бы и о своих боевых наградах, но тут
зазвонил телефон. Я переставил Ефимова ферзя на другую клетку, а своего,
наоборот, подставил под удар.
- Что? - закричал вдруг Ефим.- Приехал? Когда? Хорошо,
спасибо, будь здоров, вечером перезвонимся.
Он бросил трубку, повернулся ко мне, и я увидел прежнего
Ефима, хотя и небритого.
- Ты слыхал,- сказал он мне весьма возбужденно,- Баранов
звонил, говорит, приехал Каретников.
Не могу даже описать, что дальше было с Ефимом. Он
вскакивал, бегал по комнате, размахивал руками, бормотал что-то вроде того, что
кто-то у него теперь попляшет, потом вернулся к шахматам, объявил мне мат в
четыре хода и, посмотрев на часы, намекнул, что мне пора к доктору.
Я ушел, радуясь, что Ефим так быстро вышел из своего
состояния, хотя моей заслуги в том не было.
Дальнейшее мне приходится описывать отчасти со слов самого
Ефима, отчасти, полагаясь на противоречивые свидетельства других участников
этой истории.