— Не ты один ведешь расследование, забыл? Мне удалось выйти на жительницу Коронадо, мисс Анджели, слышавшую об убийстве.
Это не ложь, — оправдываюсь я сама перед собой. Просто манипуляция.
— А что еще ей известно? — с нажимом спрашивает Роланд.
Я качаю головой, стараясь выглядеть как можно более непринужденно:
— Не так много. Она не любит говорить на такие темы.
— А у Регины есть фамилия?
Я колеблюсь. Если я назову ее, Роланд выйдет на Оуэна, который, очевидно, отсутствует. Я понимаю, что стоит рассказать ему об Оуэне — мы ведь и так нарушили все запреты, но существуют просто правила, а существуют и Правила. Даже если Роланд смог пренебречь первыми, вряд ли он будет рад тому, что я нарушила главный принцип Архива и укрываю в Коридорах Историю. К тому же у меня еще множество вопросов к Оуэну.
Я качаю головой.
— Анджели с трудом расстается со своими секретами. Но я попробую ее уговорить.
В крайнем случае, я выиграю время. Я пытаюсь свести разговор к цепи странных смертей.
— Получается, между убийством Регины и этими смертями — пять месяцев, Роланд. С чего мы вообще решили, что они как-то связаны между собой?
Он хмурится:
— Мы не можем этого утверждать. Но такое количество ошибок и нарушений кажется подозрительным. Сначала я подумал, что это зачистка, но…
— Зачистка?
— Иногда, если дело принимает совсем тяжелый оборот — если Истории удается бежать во Внешний мир, и случаются человеческие жертвы, Архив делает все, чтобы исключить риск раскрытия.
— Значит ли это, что Архив покрывает убийства?
— Не все свидетельства могут быть уничтожены, но некоторые можно исказить. От тел избавляются. Смерти обставляют так, чтобы они выглядели натурально.
Наверное, я сильно побледнела, потому что Роланд поспешно продолжил:
— Мисс Бишоп, я не говорю, что это нормально. Я имею в виду, что люди не должны знать об Историях и об Архиве. О нас.
— Но разве члены Архива могут прятать свидетельства от самих себя?
Он снова хмурится:
— Я видел, как во Внешнем мире применяли подобный метод. Пользовались форматированием. Я знаком с сотрудниками Архива, считающими, что прошлое должно храниться в стенах Архива, а не за его пределами. Во Внешнем мире они не признают ничего святого. Им кажется, существуют вещи, о которых не должны знать даже Хранители и Отряды. Но и они не стали бы так поступать. Они не стали бы скрывать правды от нас.
Говоря о «нас», он имеет в виду не меня. Он говорит о Библиотекарях. Кажется, он считает, что его предали.
— Получается, кто-то из местных стал по другую сторону баррикад, — подытоживаю я. — Остается единственный вопрос — почему?
— Не просто «почему». Важно, кто это сделал. — Роланд опускается в кресло. — Помнишь, я сказал, что у нас проблемы? После того как я разыскал Элейн и Лайонела, я вернулся за Маркусом, чтобы еще раз посмотреть его воспоминания. И мне это не удалось. Кто-то покончил с ним. Стер его полностью.
Мои пальцы впиваются в ручки кресла.
— Получается, это сделал ныне действующий Библиотекарь. Он среди нас.
Я радуюсь, что не успела выдать Оуэна. Если он как-то связан со всеми этими происшествиями, то обладает одним очень большим преимуществом по сравнению с остальными — он в сознании. У меня больше шансов узнать о том, что случилось, из его уст, вместо того чтобы превращать его в недвижное тело. А если он действительно имеет отношение к этому делу, с того самого момента как я включу его в игру, появится опасность, что неизвестный Библиотекарь уничтожит его память.
— Судя по поспешности работы, — замечает Роланд, — они поняли, что за ними следят.
Я качаю головой:
— У меня в голове не укладывается. Ты сказал, что Маркуса Эллинга отформатировали сразу после того, как он поступил в Архив. Это произошло более шестидесяти лет назад. Зачем какому-то Библиотекарю прикрывать работу своего предшественника?
Роланд устало трет глаза.
— Незачем. И никто этого не делает.
— Я не понимаю.
— Каждое форматирование отмечено особой подписью. Воспоминания, вычищенные разными людьми, выглядят как одинаковая чернота, но читаются по-разному. Ощущения другие. Пустая История Маркуса Эллинга читается так же, как и раньше. И воспоминания двух других — тоже. Их всех отформатировал один и тот же человек.
Один и тот же за шестьдесят лет.
— Разве Библиотекари работают так долго?
— Не существует принудительной пенсии, — говорит он. — Сами Библиотекари выбирают срок своей службы. Пока мы работаем здесь, мы не стареем… — Роланд замолкает, а я пытаюсь вспомнить лица Библиотекарей, которых когда-либо встречала в нашем отделении. Здесь работает около дюжины. И только некоторых я знаю по имени.
— Все не так просто, — будто самому себе говорит Роланд. — Библиотекари — единственный элемент Архива, который не может быть полностью записан. За нами нельзя проследить. Если бы кто-то долго работал в одном месте, любое незаконное действие тут же привлекло бы внимание. Но проблема в том, что существует постоянный обмен, поток кадров. Члены Архива никогда не работают вместе долгое время. Люди приходят и уходят. Каждый может свободно перемещаться по отделам и ветвям. Над этим стоит поразмыслить…
Я вспоминаю о том, что Роланд работает здесь с момента моего назначения. Но все остальные, в том числе Патрик, Лиза и Кармен — пришли намного позже.
— Но ты был здесь всегда.
— Нужно же кому-то следить, чтобы ты не попала в передрягу.
Роланд нервно постукивает носком кеда.
— И что нам теперь делать?
— Нам — ничего. — Роланд резко вздергивает голову. — Ты просто будешь держаться подальше от всей этой галиматьи.
— Ни за что.
— Маккензи, именно по этой причине я тебя и вызвал. Ты уже и так слишком много рисковала…
— Если ты говоришь об Архивном листе…
— Тебе вообще повезло, что я увидел его первым.
— Это была случайность.
— Это было чистое безрассудство.
— Если бы я знала, что такая операция возможна, если бы у Архива не было столько секретов от собственных сотрудников…
— Хватит. Я знаю, что ты хотела помочь, но тот, кто это делает, очень опасен. И совершенно ясно, что они не хотят быть пойманными. Ты просто обязана уйти с…
— Уйти с дороги?
— Уйти с опасного перекрестка, скажем так.
Я вспоминаю о ноже Джексона и драке с Хупером. Слишком поздно.
— Пожалуйста, — говорит Роланд. — Тебе есть что терять. Позволь мне самому все решить.