Томас дрожал от волнения. Стараясь не перепутать пачки местами, он взял по одному верхнему листу из каждой и удостоверился, что карты на них датированы одним и тем же числом. Затем положил их друг поверх друга так, чтобы карты всех секторов, относящихся к одному и тому же дню, совместились. Теперь он мог смотреть на восемь секторов одновременно. Увидев результат, Томас обомлел. Словно из ниоткуда, почти как по волшебству, проявилось изображение. Тереза тихо ахнула от удивления.
Линии, пересекавшие друг друга по вертикали и горизонтали, слились в единую сетку и выглядели так, словно Томас держал в руках полупрозрачную шахматную доску. Однако линии в центре схемы располагались гораздо плотнее, чем по краям, создавая на общем фоне более темный узор. Рисунок, без сомнения, присутствовал, хоть и был еле различим.
Прямо в центре листа красовалась буква «П».
ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
Томаса охватил целый ураган самых разных чувств — облегчение оттого, что задумка сработала, удивление, восторг и жгучее желание узнать, какие открытия их ждут дальше.
— Ни фига себе! — воскликнул Минхо, одной фразой выразив все эмоции, бушевавшие у Томаса в душе.
— Возможно, совпадение, — отозвалась Тереза. — Ну-ка, возьми карты за другой день.
Томас так и сделал. Он накладывал друг на друга карты всех восьми секторов, датированные одними и теми же, но более поздними числами, и смотрел на просвет. Каждый раз прямо в центре густой паутины горизонтальных и вертикальных черточек безошибочно угадывалась буква. После «П» следовала «Л», после «Л» — «Ы», затем «В» и «И». А потом П… О… Й…
— Смотрите, — сказал Томас, указывая на ряд стопок на столе. Он ликовал оттого, что буквы действительно существовали, хотя и не понимал, в чем их смысл. — Получается ПЛЫВИ и ПОЙ.
— Плыви и пой? — переспросил Ньют. — По мне, так эта галиматья с трудом тянет на спасительный код.
— Просто надо продолжать работу, — ответил Томас.
Совместив схемы секторов еще за два дня, они получили второе слово — ПОЙМАЙ. Теперь у них были слова ПЛЫВИ и ПОЙМАЙ.
— Это точно не совпадение, — сказал Минхо.
— Однозначно, — согласился Томас. Ему не терпелось узнать, какие слова проявятся дальше.
— Нам надо изучить все карты. — Тереза махнула рукой в сторону чулана. — Перелопатим все до последней коробки.
— Ага, — кивнул Томас. — Давайте продолжать.
— Думаю, нам тут делать нечего, — вдруг заявил Минхо.
Все трое изумленно уставились на него.
— По крайней мере, мне и Томасу, — добавил он. — Мы должны снарядить бегунов перед походом в Лабиринт.
— Что?! — воскликнул Томас. — Эта работа гораздо важнее!
— Возможно, — спокойно ответил Минхо, — но мы не имеем права терять ни одного дня. Особенно сейчас.
Огорчению Томаса не было предела — носиться по Лабиринту вместо того, чтобы разгадывать код, казалось чистой воды глупостью и пустой тратой времени.
— Послушай, Минхо. Ты сам говорил, что конфигурации повторяются с периодичностью примерно в месяц, Один пропущенный день ничего не изменит!
Куратор хлопнул ладонью по столу.
— Томас, хватит пороть чушь! Возможно, из всех дней именно этот окажется ключевым! А вдруг что-то опять пошло не так — где-то что-то изменилось или открылось? Я думаю, теперь, когда чертовы стены больше не двигаются, пришло время проверить твою теорию в деле — то есть остаться в Лабиринте на ночь и изучить его внимательнее.
В Томасе проснулся живейший интерес — ему действительно было страшно любопытно узнать, что происходит со стенами в Лабиринте по ночам.
— А как быть с кодом? — спросил он, раздираемый противоречивыми желаниями. — Что, если…
— Томми, — поспешил успокоить его Ньют. — Минхо прав. Вы, шанки, дуйте в Лабиринт, а я тут найду парочку неболтливых глэйдеров, и мы продолжим работать над картами.
Сейчас Ньют говорил как настоящий вожак.
— Я останусь и помогу Ньюту, — сказала Тереза.
Томас посмотрел ей в глаза.
— Уверена?
Юноше очень хотелось самому разгадать код, однако пришлось признать, что Ньют и Минхо правы.
Тереза улыбнулась.
— Я думаю, когда надо расшифровать секретный код, спрятанный в нескольких независимых лабиринтах, без женского ума никак не обойтись.
Ее улыбка трансформировалась в ехидную ухмылку.
— Ну, раз ты так считаешь…
Томас тоже улыбнулся. Внезапно он снова ощутил непреодолимое желание остаться с ней.
— Лады. — Минхо кивнули повернулся, собираясь уйти. — Будем считать, что все в ажуре. Пойдем.
Куратор направился к двери, но остановился, увидев, что Томас не двинулся с места.
— Не волнуйся, Томми, — сказал Ньют. — С твоей девушкой все будет в порядке.
Миллионы мыслей разом пронеслись в голове у Томаса — желание узнать код, смущение оттого, что о них с Терезой подумал Ньют, и предвкушение новых открытий в Лабиринте.
А еще он почувствовал страх.
Впрочем, юноша отмахнулся от всего этого. Даже не попрощавшись, он последовал за Минхо, и они вдвоем поднялись по лесенке.
Томас и Минхо рассказали бегунам о коде и помогли им собраться в длительный поход в Лабиринт. На удивление, все без исключения согласились, что настало время заняться более углубленным изучением Лабиринта и остаться в нем на ночь. Несмотря на страх и волнение, Томас вызвался исследовать один из секторов в одиночку, но куратор отказал в просьбе, пояснив, что уже отобрал самых опытных бегунов, а Томас пойдет вместе с ним. Получив отказ, юноша так обрадовался, что даже устыдился собственного малодушия.
В этот раз они с Минхо набили рюкзаки провиантом под завязку — невозможно было предсказать, сколько времени предстоит провести в Лабиринте. Томас испытывал и страх, и восторг — как знать, может быть, этот день ознаменуется тем, что они отыщут выход?
Они стояли возле Западных Ворот и разминали ноги, когда к ним подбежал Чак, чтобы попрощаться.
— Я бы пошел вместе с вами, — сказал мальчик каким-то слишком уж веселым голосом, — но не горю желанием умереть мучительной смертью.
Неожиданно для самого себя Томас расхохотался.
— Спасибо за слова поддержки.
— Будьте осторожны, — напутствовал их Чак. Он вдруг стал серьезен, а в голосе послышалась тревога. — Жаль, что не могу вам помочь, ребята.
Томас был тронут. Он не сомневался, что если бы дело приняло совсем дурной оборот и Чака попросили выйти в Лабиринт, мальчик согласился бы без колебаний.
— Спасибо, Чак. Мы будем предельно осторожны.