— Митенька, а тебе зубки дороги ли?
— Намёк уловил, бабуленька, — весомо подтвердил Митяй, улыбнулся старательно сжатыми губами, дабы не провоцировать, и умёлся исполнять.
Я тупо цапнул с тарелки сырник, макнул его в сметану и сунул в рот. Как я понимаю, воскреснуть мне сегодня не дадут. Слопаю всё, растолстею и уже сам в двери не пройду, будут знать…
— Никитушка, — тихо присев напротив, начала моя добрая домохозяйка, — а нам ить мало в виновного пальцем ткнуть, надо бы ещё и к суду привлечь, и наказать примерно! Дык потому интерес имею: так как же ты мыслишь самого Кощеюшку наказывать-то, а? Кишка у нас для энтого тонковата…
— Ну, — пожав плечами, задумался я, — можно, конечно, пойти законным путём — просто отправить сотню еремеевских стрельцов на эту вашу Лысую гору и произвести арест.
— Тогда уж заодно и всю стрелецкую сотню там же похоронить, — хмуро поправила Яга, и я был вынужден согласиться.
— Хорошо, давайте пока без ареста. Арестовать мы его всегда успеем, давайте просто разрушим его злодейские планы. Меч ведь он так и не получил?
— Видать, нет. Но и мы знать не знаем, где он валяется…
— А если поколдовать? Ну там на воду подуть, пыль заговорить, поспрашивать у всех ворон, голубей или вообще мух! Мухи же всё видят, правда?
— Я ещё не совсем с ума спрыгнула, чтоб мух безмозглых об краже меча царского допрашивать, — выразительно постучала себе по лбу Баба-яга. — Я женщина пожилая, приличная, не Вельзевул какой-нибудь беззаконный. Ежели б все преступные деяния одним чародейством раскрывалися, дык на что бы ты был нужен со своей милицией?
— Логично. Итак, что мы имеем. Преступление. Преступник. Возможность доказать. Невозможность осудить и привести приговор в исполнение, а также вернуть похищенное владельцу. Тогда какой толк от того, что мы знаем, что за всем этим стоит Кощей?
— А никакого, — так же уныло признала опытная эксперт-криминалистка. — Но одно знаю твёрдо: ищи меч, Никитушка. Раз он так злодею нашему понадобился, стало быть, он в том тайную цель видит. Пусть я, старая, всей силы того кладенца не ведаю, но по всему видать — есть она!
Мы переглянулись, вздохнули и глубокомысленно помолчали. Могли бы помолчать и подольше, но тут раздался шум у ворот и стрельцы впустили взмыленного, как скаковая лошадь на финише, Митю с большим мешком на плече. Ма-амма миа…
— Бабуль, наш Митька царя в мешке приволок. Скажите, что мне это снится.
— А? Чегось, Никитушка?! — мгновенно вскинулась уже клюющая носом Яга. — Нет-нет, сырники свежие, своими руками всё утро готовила, не сумлевайся!
Я довольно грубо взял её за узкие плечи и развернул к дверям. Наш младший напарник как раз тяжело сгружал мешок на пол. Пол скрипнул, мешок застонал. Моя домохозяйка всплеснула руками, резко обо всём догадавшись и побледнев. Царя она у нас очень уважала и даже традиционно побаивалась. Ну не так чтоб до тупого раболепства, но всё-таки. Издержки самодержавия, понимаете ли…
— Что это? — вежливо спросил я, невзирая на очевидность ответа.
— Горох! — честно ответил Митя.
— В смысле — царь или сельскохозяйственная бобовая культура?
— Царь! — быстро подтвердил Митяй, ибо последние три слова он явно не понял. — Вы ж царя хотели? Дак вот он, доставлен согласно вашим начальственным указаниям. Развязать ли?
Мы с бабкой уныло кивнули.
Наш младший сотрудник бодренько рванул верёвку и, распаковав мешковину, деловито пояснил:
— Я ж к ним и так, и эдак, с вежливостью от порога, дескать, присутствие государя-батюшки в отделении срочным образом требуется. А стража стрелецкая — ну ни в какую! На заседании, говорят, боярской думы царь, и всё тут! Государственные вопросы решают, про бюджет да бунт на Болотной площади спорют до хрипоты! Я им говорю человеческим языком, царя мне надобно, и подмигиваю эдак, ну чтоб поняли да осознали. А они…
— Сколько стрельцов пострадало? — мысленно готовясь подписать самому себе увольнение по собственному желанию, уточнил я. Лучше б и не спрашивал…
— Ну не так чтобы много, — пустился загибать пальцы Митька. — У ворот двоих да при крыльце троих, у палат государевых четверых да в самой думе шестерых…
— Пятнадцать человек, — ахнул я.
— Не, там же ещё и бояре в драку полезли. Но я с ними, как положено, со всей деликатностью, никого кулаком в рыло не отметил, ни одну бороду не оборвал, тока…
— Тока?
— Шапки высокие боярские на головы надевал аж до плеч! Государь-то ещё веселился, как дитя, на троне, смеялся эдак заразительно. А потом я к нему с мешком-то и подошёл…
Баба-яга, всё время разговора пытавшаяся прилюдно уйти в обморок, не сдержалась, бросилась к мешку и одним рывком, как репку, вытащила на свет божий нашего всеми любимого царя-батюшку! Горох выглядел неслабо пришибленным, но вроде соображал, хотя говорил медленно:
— Здоров буди, сыскной воевода… И вы, бабушка Яга, и… ты… Как тебя?
— Митя Лобов.
— Да. Я запомню, — сердечно, но осторожно пообещал надёжа-государь. — Как список на каторгу утверждать буду, так и…
— А чё сразу я-то?! Мне, чтоб вы знали, между прочим, Никита Иванович приказал, — сдал меня с потрохами этот кулацкий подголосок.
Горох поднял на меня кроткий взгляд с безмолвным упрёком: за что?
— Не обижайтесь, — виновато попросил я, выгнав Митьку, помогая самодержцу сесть на лавку и поправляя ему на голове изрядно помятую корону. — Вы действительно были нам очень нужны. Время не ждёт, а ваша сестра, похоже, попала в неприятное положение…
— В положение?!! — едва не подпрыгнул царь. — Когда? С кем? От кого?!!
— Нет-нет, вы меня не так поняли, не в то «положение»… Просто, по версии нашей опергруппы, она была выманена из города Кощеем, который намерен похитить её и шантажировать вас самим фактом его женитьбы на царевне Марьяне.
— Уф, аж сердце явственно защемило… — Наш государь тяжело выдохнул, выразительно покосился на бабку, и та мигом накапала ему двадцать капель валерьянки на рюмку анисовой.
Горох выпил, привычно занюхал рукавом и потребовал подробностей.
Я докладывал быстро и чётко, зная, что до прибытия гневной делегации от боярской думы у меня, может, осталось минут пять — десять…
— Но пока меч-кладенец предположительно находится в Лукошкине, планы Кощея тоже трещат по швам. Я прошу разрешения для сотрудницы нашего экспертного отдела на доступ ко всем архивам царской семьи.
— Добро, — покусывая нижнюю губу, решил Горох. — Однако сестрицу мою верни. Срочно верни! Она хоть и дурочка романтическая, а всё ж родня, монарших кровей…
— Батюшка сыскной воевода, — в дверь деликатно сунулись два еремеевца, — там боярин Бодров у ворот на милицию лается, сам с войском стрелецким да двумя пушками! Говорит, будто бы мы у них царя украли…