— Так ты сверху на голову фуражку свою милицейскую надень, оно и незаметно будет! — продолжала давить бабка, едва ли не силой облачая меня в это дурацкое одеяние свободного покроя, с рюшечками.
— Да зачем мне всё это?! — беспомощно ныл я, дёргая подол.
— А ежели вдруг заметит кто? В таком-то виде ты, соколик наш, легко за привидение сойдёшь!
— С мотором?
— С чем?!
— Нет, это я к слову. Карлсона вспомнил.
— Швед, что ль?
— Вроде да. Или датчанин, не помню, давно мультфильм смотрел, — горестно вздохнул я, смиряясь с неизбежным.
— Ты уж не серчай, Никитушка, а только фуражечку я тебе тоже мукой обсыпала. Ну, для полной достоверности…
Яга водрузила на меня практически белый, словно вылепленный из теста, головной убор.
— Ужо опосля отчищу, не переживай.
— Угу, спасибо… Митька не вернулся?
— С чего бы энто? Раз ты его по кабакам отправил, так раньше третьих петухов и не жди. Всю ноченьку гулять будет. И вот ещё… — Она достала откуда-то из-за печки небольшой свечной огарок жёлтого цвета. — Держи, да не потеряй! Энто не простая свеча, а волшебная. Вот дунь на неё…
— И что будет? — опасливо отодвинулся я.
— Ну дунь, дунь, не боись!
— Зажжётся, что ли?
— Да дунь уже!
Ага, с неё станется и вспыхнуть каким-нибудь весёлым пламенем в потолок — и я без бровей. Ладно, осторожно вытянув губы, я зажмурился и дунул.
— Вот! Видишь, и не страшно совсем. — Яга передала мне загоревшуюся зелёным огоньком свечку. — Обратно дунешь — погаснет, снова свет понадобится — ещё раз дуй.
— Ясно, спасибо. — Я погасил свечу и сунул её в карман брюк.
— Ну что, сам-то готов, что ли?
— Готов, — уныло вздохнул я.
— Тады перекрестимся, да и пойдём не спеша шороху на спящее Лукошкино наводить, — хитро подмигнула бабка. — Ох я по молодости и чудила с переодеваниями! Бедовая была-а… Оденусь, бывало, попом нетрезвым, бороду приклею — и ходу в Синод, поскандальничать! Или по ночи в белом сарафане, с косой на плече, вдоль кладбища гуляю, народ до кондратия веселю…
— Надеюсь, мне этого делать не придётся. Несолидно как-то, чтоб начальник отделения милиции по городу в женской ночной рубашке бегал.
— А уж энто как свезёт, — философски пожала плечиками Яга. — Ежели заметут, так беги не глядя, тока подол повыше подымай! Не то скопытишься с непривычки…
Я подумал про себя, что привыкать к бабушкиным ночнушкам и в страшных снах не хочу, но развивать тему не стал. Не то время, да и смысла нет, пора идти. Еремеев с дежурным стрельцом уже подогнали телегу к крыльцу. Так что до царского терема они меня довезут и, если что, подстрахуют, по возможности. Должно получиться.
Оно и получилось. Своеобразно, конечно, но лучше по порядку.
Ну, во-первых, стоило мне выйти во двор, как…
— Бу-га-га-га-а!!!
Четверо дежурных стрельцов, включая самого Еремеева, едва не повалились наземь от хохота! Да что они, надо мной в голос ржала наша тихая рыжая кобыла! Говорил же, не надо было выходить на люди в женском…
— Цыц, охальники! — Давясь от распирающего её саму смеха, Баба-яга решительно спустилась с крылечка, раздавая подзатыльники налево-направо. — Не видите разве, что батюшка сыскной воевода на тайное задание идёт?! Опасное, аж жуть! Для того и оделся особым образом, чтоб на привидение походить…
Стрельцы на миг притихли. Видимо, с трудом представляя себе, куда и зачем можно пойти в таком виде. Не получилось. Поэтому вежливо уточнили:
— А… Никита Иванович точно здоровы ли? — с сомнением протянул кто-то.
Я чуть не плакал. Бабка быстро свистнула чёрного кота, и уже через минуту самый любопытный был обряжен в точно такую же ночнушку, а перепуганные сотоварищи сами обсыпали парня мукой. Больше дурацких вопросов не было, бу-га-гаканья тоже. Примолкла даже кобыла. Видно, решила не искушать хозяйку ещё на одно белое одеяние…
— Поехали, — приказал я, быстренько забираясь в телегу.
Еремеев прикрыл меня сеном, оставил провинившегося стрельца как есть охранять ворота, и мы выдвинулись в спящий ночной город.
— Горох предупреждён? — по ходу спросил я.
— Государь одобрил, тихо подтвердил Фома. — Просил с заднего ходу прибыть, а ежели что, так он случайных свидетелей в тюрьму посадит.
— Зачем?
— Чтоб языками не мололи.
— Тоже вполне себе вариант, — вынужденно признал я.
Вроде уже не первый день в Лукошкине, и царь у нас неглупый, даже прогрессивный по-своему, однако все мои попытки построить тут правовое государство регулярно летели коту под хвост. Что бы ни делал, честное слово! Ну не срабатывает здесь ничего без постоянного контроля царя-батюшки, ни хорошее, ни плохое. Неконституционная монархия, чтоб её…
Я не жалуюсь, я просто привыкнуть не могу. Куда ни ткнись — «а нам государь приказ не отдал», «а указ царский ещё не оглашён», «а без письменной воли самодержца никак-с»… Тьфу! Я плюнул в сердцах, и, видимо, неудачно, потому что попал на собственный рукав. Хорошо ещё бабкиной ночнушки…
Город был тих, воздух прохладен, впрочем, лежать под сеном оказалось очень даже тепло и уютно. Стрельцы шли без факелов, и так прекрасно зная каждую улочку. Я в принципе тоже уже довольно неплохо ориентировался в столице, поскольку это входит в первейший список служебных обязанностей, но, честно говоря, немного путался в темноте. Сотник Еремеев уверенно вёл кобылу невнятными закоулками, мимо чьих-то бань и огородов, пока мы не выбрались к самым задворкам гороховского подворья.
— Всё. Стопорись, братва. — Он подал мне руку, помогая выбраться из-под сена. — Ну что, Никита Иванович, уверен, что один пойдёшь? Может, всё ж таки подмогнуть чем?
— Нет. Ждите здесь. Держи телегу в режиме готовности, если что пойдет не так — сваливаем все, я быстро.
— Добро. И ты энто… ежели вдруг увидит кто, уж ты уважь — попрыгай, повой, рожу какую скорчи, зубами поскрипи! У нас народец до привидений дюже пугливый…
Тепло поблагодарив начальника стрелецкой сотни за кучу полезных деловых советов, я поправил на голове фуражку и белой молью скользнул в приоткрытую калиточку. Дворовые псы меня отлично знали, поэтому лая не подняли, хотя необычный наряд обнюхали с плохо скрываемым хихиканьем. Собаки в этом плане чувств не скрывают, я снова ощутил себя звездой гей-парада на тихих улочках деревни Гадюкино Пермской области.
На какой-то миг, глядя на двух здоровущих псин, катающихся на спине, держась за животы, мне захотелось стянуть эту дурацкую ночнушку, порвать её на лоскутки прямо тут, чтобы обсыпать кобелей тряпочками. Но, во-первых, она не моя, а моей домохозяйки. Во-вторых, бабка желала мне только добра, и, в-третьих, ладно уж, поздно сейчас менять маскировку. Надо доводить дело до конца…