И вдруг где-то там, но почему-то и здесь тоже, послышалось довольное:
— Великолепно, Коша, мы получили и Ягу, и даже весьма ценный приз — книгу Хранительниц.
И волшебство кончилось! Погибло в страшных мучениях вместе с тем светлым и парящим чувством, что начало расправлять крылья в моей душе.
Медленно открыла глаза и посмотрела на Стужева… Он ответил спокойным, с долей превосходства взглядом, а на тонких, красиво очерченных губах заиграла победная улыбка.
И слова вырвались сами:
— Нет, правда, лучше бы я умерла.
Улыбка исчезла в тот же миг. Глаза заледенели, из груди Князя вырвался хрип, а следом прозвучало взбешенное:
— Что?
Что значит «что»?
— Ты деда слышал? — спросила я.
— Мм…
— Ты деда слышал? — прошептала я.
— Какого деда? — не понял Князь.
У меня глюки или у некоторых проблемы со слухом?
— Своего! — ответила зло и вообще разозлилась.
— При чем здесь дед? Какого черта ты только что сказала?! — Стужев стремительно становился невменяемым.
— А какого черта ты самодовольно лыбишься и торжествующе на меня смотришь! — прошипела злая Ёжка.
Уголки Стужевских губ дрогнули, он вновь склонился надо мной и прошептал:
— Ты ответила на мой поцелуй, Маргош.
Я открыла рот… закрыла… открыла снова и закрыла опять, смутившись под насмешливым взглядом Князя, насмешливым и таким торжествующим… А вся проблема в том, что он прав! Ответила. Забыла про все на свете и поддалась собственным чувствам. Потому что они были, эти чувства. Потому что мне нравился Александр Стужев, всегда нравился. Потому что иногда все запреты рушатся и ты узнаешь о себе то, что не хотела бы знать никогда.
— Пусти! — потребовала у Стужева. — Пойду опять самоубийство инсценировать, теперь и повод есть, разочарование в самой себе называется!
И оказалась вновь прижата к стене, а злой внук Кощея вдруг как заорет:
— Зачем ты это сделала?!
Рванувшись, получила увеличение давления на пару жэ, лишившее даже надежды пошевелиться, разозлилась и прошипела:
— Сделала что?
— Прыгнула, — судя по взгляду, кто-то конкретно приходил в ярость. — Какого черта ты это сделала, Ильева?
Мне нечего было сказать ему на это, но Князю моих слов и не потребовалось.
— Яга, да? — догадался он. — Та лужа, в которую ты пялилась с бледным видом, а потом типа вся гордая пошла мне покоряться. Так дело было?!
И взгляд у него такой стал, что мне вдруг сразу эпитафия по случаю смерти старшей Яги представилась, и как-то уже совсем нервно я выдала:
— А может, мне просто жить не хотелось!
И получила взбешенный рев:
— Я тебя сам убью, Марго!
И у Стужева тормоза отказали окончательно. Схватив меня за талию, он вдруг впечатал в стену и, продолжая удерживать на уровне своего лица, заорал:
— Я убью тебя, ведьма рыжая! Заноза! Зарраза бессердечная! КАК ТЫ МОГЛА?! — Он тряхнул меня и, вновь впечатав в стену, прорычал: — Как ты могла, Марго?! КАК ТЫ МОГЛА?!
Если бы не слова Кощея, если бы не весь этот ужас с шестью ведьмами, я бы никогда так не сказала, а так…
— От ненависти до любви, Коша, — злорадно и язвительно протянула. — Вот ты влюбишься, я тебя подставлю, брошу и, таким образом, будет у меня собственный ручной Кощей!
Князь замер. Застыл удерживающим меня изваянием. Затем отпустил, позволяя соскользнуть по стене вниз, и, глядя в мои глаза, произнес:
— За свои слова, Маргош, придется ответить.
— А это не мои слова, Сашунечка! — прошипела я. — Твои, дословно!
«Вот сейчас точно убьет», — мелькнула запоздалая мысль, и лицо у Стужева было такое, как у Ганнибала Лектора, если бы у него паштет из печенки любимого врага отняли, но… внезапно Князь перевел взгляд ниже, уставился на мои приоткрытые с перепугу губы…
Секунда… вторая… третья…
И тихое, едва слышное:
— Выходи за меня.
Если бы у меня была книга, она выпала бы повторно, а так просто бессильно опустились пытающиеся его оттолкнуть руки, а глаза, округлившись, потрясенно смотрели на Стужева. Стужева, который еще тише добавил:
— Пожалуйста.
Где-то там кто-то упал в обморок, где-то здесь я, сглотнув, продолжала потрясенно смотреть на Стужева.
— Ну?! — потребовал моей реакции Алекс. — Я жду твой положительный ответ.
И серые глаза вновь вернулись ко взгляду в мои прифигевшие. И смотрел Александр мрачно, решительно и зло. И да — ждал положительный ответ. Сглотнув повторно, я шепотом спросила:
— А если… нет?
— Убью!
И взгляд такой… решительный.
— То есть я должна сказать «да»? — Голос осип на последнем слове.
— И без вариантов, — подтвердил Стужев.
Сглотнула опять. Потрясла головой, потому как накрыло полнейшее ощущение нереальности происходящего, и с нервным смешком заметила:
— Оказывается, «прости» в твоем исполнении было еще ничего, с предложениями оно как-то похуже…
Хриплый рык и злющее:
— Это «да»?
Я вздрогнула от его тона. Испуганно смотрю на Стужева и понимаю — этот шутить не намерен. И мне остается или «да», или мама родная… Это уже не сказочка, это Обитель Зла эпизод четвертый… И уже как-то думается не о браке, а о необходимости выживания…
— Ссстужев… — пробормотала перепуганная я.
— Я. Задал. Вопрос! — отрезали в ответ.
Исключительно из чувства справедливости решилась поправить:
— Не задавал… Ты выдвинул требование и отказываешься принимать отрицательный ответ…
Сказала. Нахмурился. Осознал. Кивнул и подтвердил:
— Именно так.
Волной накатывает жуткое ощущение. Называется — допрыгалась. А у Стужева взгляд такой… страшный. И остается единственное, что можно было сказать в этой ситуации. Просто-таки единственное, хоть и убийственное:
— Нет… — прошептала я.
И зажмурилась.
И сжалась, едва услышала взбешенное:
— Все, Ритка, ты достала.
В следующее мгновение мир перевернулся!
И я завизжала, едва оказалась переброшена через стужевское плечо.
— Молчи, женщина, — зло приказали мне.
Мне приказали! А затем наградили шлепком по мягкому месту и, заткнувшуюся от удивления, решительно вынесли из горницы.