– Выходит, я никогда не смогу доказать вам, что не был
ни на какой вашей пустоши, а прилетел только сегодня утром, – усмехнулся
Сварог. – Как бы я ни изощрялся в доказательствах?
Он ровным счетом ничего не понимал из того, что говорит
рыжеволосая милиционерша. Далась ей эта пустошь! Что еще за пустошь? Снова
Олегова?.. Но она говорила правду. А насчет закрыть Сварога на несколько лет –
это враки. Но ведь как талантливо играет, чертовка. Не будь у Сварога детектора
лжи, он бы мог и купиться…
– Это сущая правда, мистер Беркли, – сказала
Дарья. – Все дело в том, что я доверяю своим глазам. На Олеговой пустоши
незадолго до прилета вертолета с крупнокалиберной начинкой я видела именно вас,
и в этом меня не разубедят никакие живописные кадры и документы с печатями.
Дело не только во внешности. Вы никак не могли знать, что попадете ко мне на
допрос – это ж каким всевидящим пророком надо быть, чтобы просчитать такое
наперед! – и вы не подделывали наперед походку, посадку головы, жесты. Я
вижу сейчас перед собой именно того человека, что был на Олеговой пустоши.
Знаете, гражданин Беркли, я люблю повторять, что не бывает идеальных
преступлений, бывают лишь до поры нераскрытые…
Зазвонил телефон на столе. Дарья подняла трубку. Долго
слушала, не перебивая.
– Даже так! – вырвалось у нее. – И что
говорят врачи? Ага, ага… Еще и это? И что потом? – И после паузы: – А что
Василий? Скверно, мальчики… Да, скоро буду.
Она повесила трубку. Взглянула на Сварога. И что-то
поменялось в ее взгляде.
– Ну вот что, – сухо сказала Шевчук. – Враз
стало некогда разводить с вами тары-растобары под сигаретный дым. Получены
оперативные данные, что Ольшанский жив и здоров и чего-то там мутит в
окрестностях Шантарска. Это усугубляет ваше положение несказанно. Не находите?
На этот вопрос Сварог ответил выжидательным молчанием. А чем
еще ответить? Заметил лишь про себя, хитрая лиса зачем-то слила ему оперативную
информацию, которую сливать не полагается ни под каким видом. Тем более –
задержанным. И возникает вопрос: зачем слила? Знать бы еще, что за Ольшанский
такой…
– Если невредимым и целехоньким оказывается человек,
которого по самую завязку нафаршировали свинцом, который сейчас должен лежать и
не рыпаться в морге третьей городской больницы – то чего уж говорить про
связанные с вами, мистер, блин, Беркли, странности, – вздохнула
Шевчук. – И сдается мне… Скажу больше, я нюхом чую… все мое ментовское
нутро и немалый жизненный и профессиональный опыт прямо-таки вопиет про то, что
вы имеете прямейшее отношение к расстрелу на Олеговой пустоши и тесно связаны с
проказами господина Ольшанского.
Ну, блин, и дела тут творятся…
– А еще бойня на трассе, – внимательно глядя
Сварогу в глаза, напомнила Шевчук. – И бойня в «Золотой пади»… Или вы тоже
к этому никакого отношения не имеете?
И что, простите, мог Сварог на это ответить?!
В Африке, кажись, и то спокойнее было, чем в этом вашем
Шантарске…
А Шевчук, видя некоторое замешательство Сварога и чуть ли не
наслаждаясь этим, поведала более подробно о трупах на шоссе и в элитном
поселке. По-прежнему внимательно следя за реакцией аресто… извините, –
задержанного.
А задержанный изо всех сил старался сохранить лицо.
«Это – второй, – окончательно уверился Сварог. –
Это он, и никто другой. Выходит, он уже давно здесь и уже успел здорово
наследить…»
И еще он уверился: раз этот второй запросто кладет трупы
штабелями, то он и есть демон…
– Значит, так, – Шевчук по-кошачьи сузила
глаза. – Мне глубоко плевать на вас, мистер Беркли, и на вашу английскую
«крышу» в виде королевы и свободолюбивого парламента. Можете потом жаловаться в
НАТО, писать в Страсбург и в ООН. Это мне фиолетово. Но сперва своего добьюсь
я. И ты, масса Беркли-Шмеркли, выйдешь у меня отсюда только после того, как
расколешься без остатка, до самого что ни на есть донышка. Скажу тебе по
секрету, что ввиду особой важности преступления и особой тяжести содеянного, а
также ввиду того, что дело взяли под личный контроль губернатор и наш
представитель в Совете Федераций, мне негласно даны особые полномочия. Веришь
ты или нет, но у меня в кармане карт-бланш, выданный мне, пусть и неофициально,
но зато с очень больших верхов. Мне дали понять, что в методах и средствах могу
себя не стеснять. Главное – расследовать в кратчайшие сроки. Подчеркну красной
и жирной чертой слово «кратчайшие». То бишь я хочу услышать от тебя признание
прямо здесь и сейчас. Ну что, мистер Беркли, или как вас там, будете давать
показания под протокол или без оного? Мне, знаете ли, все равно.
– Мне нечего добавить к тому, что говорил
раньше, – малость подумав, сказал Сварог. – Отправляйте уж на свои
семьдесят два часа. Да и в чем я должен признаваться-то?!
– Отправлю. Обязательно, – пообещала
Шевчук. – А еще я, пожалуй, примешаю во всю эту историю немножко личного
отношения и перегну палку там, где в ином случае, может, и не стала бы. Ты уж
извини, иностранец, но я не привыкла, когда меня держат за дуру. Семьдесят два,
говоришь? А знаешь, как ты их проведешь в отеле под ласковым названием
«Эль-СИЗО»? Весело проведешь. Я тебе по блату выпишу путевку с сопроводительным
листком в виде шепотка на ухо сержанту из охраны: мол, есть у нас серьезные
подозрения, что сей гражданин как раз и есть тот самый злобный камышанский
маньяк, который сперва насилует, а потом душит трехлетних девочек и которого
безуспешно ловят вот уже второй год. И намекну, что ежели этого гражданина
поместят в пресс-хату, то никому никакого урона в служебном плане не выйдет, а
выйдет лишь сплошное благолепие и взаимная признательность. А к моим словам и
даже полунамекам, знаешь ли, привыкли относиться со всей серьезностью – слишком
давно тяну лямку. И свой авторитет зарабатывала исключительно горбом, а не
каким-нибудь другим местом.
Шевчук снова закурила, на этот раз Сварогу сигаретку не
предложив.
– Через семьдесят два часа у тебя, иностранец, очко
превратится в проходной двор. А лучше сказать, в общественную парашу, и кишки
будут свисать из него, из очка, как порванные провода. Я уж не говорю про
выбитые зубы, сломанные ребра и прочую мелочевку. А когда тебе потом определят
срок… да-да, уж в этом ты не сомневайся, какую-нибудь статеечку мы тебе
обязательно подберем, с этим у нас никогда проблем не было и не будет… да вот
хоть подельника твоему чернокожему другу из тебя сделаем, мол, на пару вы тех
молодчиков на скамейке убивали, а ты еще и науськивал, идейно вдохновлял. И
когда ты попадешь на зону с таким аттестатом, как разработанная задница… –
Шевчук мечтательно закатила глаза. – Весь срок от параши ни на шаг не
отойдешь. Понял? Или ты думаешь, на понт беру и не сделаю?
«Не сделает, – понял Сварог. – Именно что, мадам
ажан, на понт берете». Но, если честно, МХАТ плакал по ней крокодиловыми
слезами. У них тут что в Сибири, все менты такие актеры? Куда там Фрейндлих и
прочим Тереховым…
И он сказал деланно усталым голосом: