– Да ну тебя! – махнул рукой прапорщик. – Я с
тобой серьезно, а ты мне вкручиваешь… Ладно, если что – ори в три горла и
колоти в дверь что есть мочи. Я тут рядом буду, выручу…
– Договорились, – сказал Сварог, бросая окурок на
пол. – Заводи.
– Что там шепчешь? Молитву? Правильно. Ну, ни пуха
тебе, паря. Давай…
И Сварог перешагнул порог.
Старший прапорщик вряд ли обратил внимание, что в коридоре
вдруг едва заметно похолодало. Сквозняк гуляет – и всего делов. Прапорщик запер
дверь, откинул «глазок», прилип к нему, несколько секунд полюбовался видами
камеры, на пару шагов отошел от двери и полез в карман за своим портсигаром.
Не стал старшина смотреть тюремное кино. «А немало
интересного увидал бы товарищ вертухай, чего в кино и за деньги не
кажут, – подумал Сварог. – Увидел бы такие яркие картинки, по мотивам
которых граждане уголовнички потом еще долго будут предания слагать…»
Прапорщик мог бы увидеть, как с нар сползают с ног до головы
разрисованные зеки и неторопливо, вразвалочку направляются к замершему у порога
арестанту. Кто-то из них вертит на пальце цепь, кто-то шлепает об ладонь
сложенный пополам ремень, кто-то поигрывает укрытой от всех шмонов выкидухой.
Из кодлы обязательно должен вывалиться нагловатый живчик, эдакий всеми
признанный спец по болталову с новенькими.
Ага, вот и вывалился…
– Ну чё, фраерок, давай знакомиться, – заводила
приблизится к «гостю» на расстояние шага. – Поглядим на тебя внимательно и
вдумчиво. Познакомимся, поговорим. По «радио» напели, что больно крут?
Ну дык покажи, покажи! Давай насчет тебя поупражняемся,
какой ты в натуре крутой…
Ясно, что живчик провоцирует Сварога. И от того, как Сварог
ответит, будет зависеть многое дальнейшее. Испугается – один вариант будущего,
начнет понты кидать – огребет по полной…
Сварог пошел вразрез с советами доброго прапора и кинул
понты.
– Полезай под нары, машенька, — сказал ласково
он, – ибо благородному дону западло балакать с пидорами.
Оскорбление, признаться, было действенным.
Живчик оглядывается назад, словно ищет подцерки у корешей, и
вдруг с неожиданного резкого разворота наносит жуткий удар кулаком в живот, от
которого Сварог должен был бы скрючиться в три погибели.
Да вот только каково же будет удивление уголовника, когда
его кулак пробьет пустое место, пройдет сквозь «фраерка»! А новоприбывший гость
как ни в чем не бывало будет глупо и молча перетаптываться там, где стоял. Вся
кодла с воплями налетит на «фраерка залетного» и начнет топтать и месить его…
Думается, все же пройдет какое-то время, прежде чем постояльцы разберутся, что
имеют дело с иллюзией, а не с живым человеком. А когда наконец разберутся…
Сложно даже вообразить всю глубину их удивления.
Ну и напоследок, дабы посеять в их умах окончательный
разброд и шатание, фантом рассеется как дым, будто и не было его никогда. И
можно голову дать на отсечение, нескоро утихнут споры, было это все или
привиделось, и дойдут те споры до драк. И еще долго по тюрьмам будут ходить
легенды и байки о каком-нибудь Таинственном Фраере, Привидении старого СИЗО, о
Призраке Изолятора…
Ну, пошутил так Сварог.
Вот что мог бы увидеть в «глазок» старший прапорщик, а
возможно, и услышать, если бы приложил ухо к двери. Но вместо этого он курил
рядышком с дверью и что-то тихо бормотал себе под нос. Докурив, бросил окурок
на пол, старательно растер носком казенного ботинка, вздохнул, повернулся боком
к двери… И в этот момент, прямо по пошлейшим канонам фильмов ужасов, ему на
плечо легла рука.
Прапор медленно повернулся и, когда увидел, кто стоит за
спиной, челюсть у него отвисла самым натуральнейшим образом.
– Не-ет… Чур… – прапор помотал головой и скрюченными
пальцами левой руки что-то изобразил перед своим лицом, словно отгонял нечто
невидимое. – Как же так… Откуда? Ведь я же тебя…
Правая рука надзирателя привычно потянулась к висящей на
поясе дубинке. Сварог перехватил руку, крепко сжал запястье. Проговорил, глядя
глаза в глаза:
– Не надо, батя, не поможет. Ты вот о чем задумайся. Я
мог бы двинуть тебя сзади по голове, забрать ключи, переодеться в твою форму,
открыть любую камеру – да хоть бы и пресс-хату! – и забросить тебя внутрь.
Представляешь, что бы с тобой было? Я этого не сделал. Пока не сделал. Ну,
думай, соображай, батя.
– Ты хочешь, чтобы я тебя вывел отсюда?
Сварог ухмыльнулся.
– Не хочу. Надо было бы, я бы вообще не доводил дело до
своего заключения в этот неприятный мрачный дом. И когда потребуется, я смогу
выйти отсюда и без тебя… Мне нужно другое. В каждой тюрьме есть смотрящий, то
бишь главный по узилищу. Король воров, атаман здешних головозеров. Мне всего-то
и нужно, чтобы ты отвел меня к нему. Только не говори, что не знаешь, кто
атаманствует в вашей богадельне. Ни за что не поверю. И, ей-ей, выполню свою
угрозу, закину тебя в камеру к нехорошим, злым уголовникам… А после и без тебя
управлюсь со своей задачей. Ты мне тут давеча про философию самосохранения
вкручивал. Ну вот! Зачем тебе на старости лет сложности? Хочешь на пенсию выйти
инвалидом?
– А что… кто там? – прапорщик судорожно мотнул
головой в сторону камеры.
– Да какая разница! Некогда объяснять. Ну что, идем?
Только душевно тебя прошу, не надо геройствовать, – Сварог легонечко сжал
прапорщику локоть и произнес елейно: – Мне больно об этом говорить, но если ты
меня подведешь, я вынужден буду очень сильно тебя обидеть…
Этажи, переходы, забранные решетчатой сеткой лестницы,
грохот шагов по железным ступеням, лязгающие двери, однотипные фразы, которыми
перебрасываются вертухаи. Одинаково серые коридоры. Они остановились в конце
одного из таких коридоров перед камерой с номером 178.
– Здесь,– сказал, глядя в пол, прапорщик.
– Как кличут здешнего смотрящего?
– Погоняло-то? Да Пугач его погоняло. Только, это… Не
любит он, когда без приглашения.
– Ах, вот как значит! Его благородие не любят, когда
без доклада! Ладно, пусть мне будет хуже… Открывай, батя.
Вздохнув тяжко, прапорщик завозился с ключами.
– Да, вот еще что, – сказал Сварог. – Ежели
ты задумал, едва я окажусь за дверью, бежать за подмогой, то одумайся скорее,
прошу тебя.
– Да ничего такого я не задумал! – воскликнул
прапор с наигранным возмущением.
И ведь соврал!
– Вижу, что как раз так и задумал, – любовно
произнес Сварог. – Ну, не стану долго говорить и грозить жуткими карами.
Просто скажу, что, поторопившись, ты наживешь себе врага в лице Пугача. Самого
Пугача, я бы сказал. Смекаешь? Ведь ты же еще не против здесь послужить верой и
правдой? Вот так-то, батя. Ну, открывай…
По результатам явления Сварога обитателям тюремной хаты
можно было бы живописать картину маслом «Не ждали-2». Видимо, и вправду не
привык смотрящий по этому каземату, что к нему могут заявиться без приглашения
и без согласования времени аудиенции. Вся четверка, что находилась в камере,
обернувшись к дверям, застыла в ступоре.