– А главное, Лева, это будет ли у нас кубок УЕФА? И в каком тысячелетии?
Стас привалился плечом к стене, закинул обе ноги на постель. Каменный пол был очень холодным.
– Нет. Не будет. Никогда не будет, если мы будем так плохо играть. Ты слушай дальше и не перебивай, – Гуров наконец доел свое яблоко, поднялся с табурета, взял за хвостик огрызок и унес его, бросив в парашу. – Мы так с ним поговорили…
– С кем? – проводил его взглядом Стас. – Он безнадежный наркоман. Мне все Дацук рассказал. Он меня на допрос вызывал, и мы с ним тоже чудненько поговорили, – Крячко поднял с постели пакет с фруктами и сунул его в щель между шконкой и стеной. – Клянусь. Я ему понравился. Может, он даже на меня глаз положил. Как думаешь?
Гуров горько засмеялся и вернулся на свое место, вытирая руки носовым платком, по дороге вынутым из кармана.
– Так мне по ушам ездил, – морщась от бессилия и возмущения, без всякой иронии продолжил Станислав. – Я думал, отдавит. Два часа мурыжил, стервец. Сам вымок, меня слюной забрызгал.
– Такой деловой? – удивился Гуров, ища сигаретку.
Крячко это понял, механическим движением вынул из-под подушки пачку сигарет, коробок спичек и подал их Гурову.
– Дацук – полная профанация, – уныло констатировал он. – Он не ведет дела. Он или не умеет работать совсем, или валяет дурака. Тянет время. Он завалит дело – вот посмотришь, Лева. Его прямо из суда отправят на доследование, потом еще раз отправят, потом его отстранят, если мою вину не докажут. Если докажут, то посадят. Но уже меня… Вот что он делает. Очень скользкий тип. За весь допрос ни одного вопроса мне по существу не задал. Только обвинял. – Когда в сознании Крячко вспыхивали воспоминания о встрече с майором, он начинал раздражаться.
– В общем, так. Твой арест – это месть. Сомнений в этом практически нет, – сказал Гуров.
Он достал из пачки сигарету, сунул ее в зубы и чиркнул спичкой.
– Я так и понял, – согласился Стас.
Он печально посмотрел в потолок, туда, куда побежали витиеватые струйки дыма. Гуров жадно затянулся. Сигарету он как-то неумело зажал между большим и указательным пальцами. Так обычно курят подростки, готовые в любую секунду скрыть окурок в кулаке.
– Некто явился к Шапито… – начал было он, но Крячко тут же с интересом бросил на него косой взгляд.
– Подожди! Шапито? – Он приподнялся и медленно потянулся к пачке с сигаретами. Достал одну, прикурил, не сводя глаз с собеседника. – Что-то знакомое. Он наркоманов подогревает. Преимущественно в центральных районах.
– Да, точно, – щурясь от дыма, тяжело ответил Гуров. – Так вот, является этот некто к Шапито. Давай, мол, так и так разыграем одного сыщика. Возьмем его шантажом, и будет он у нас… Ну, допустим, нашим осведомителем. Не могу пока точно сказать, как прозвучало предложение на самом деле. Далее он излагает Шапито свой план. План нормальный, без криминала…
Гуров стряхнул в ладонь пепел, но Стас молча указал ему на спичечный коробок с тонкой проволочкой, который он подвесил к ножке табурета.
– Пепельницу сам сделал. Зэковское ноу-хау. Виселка называется. Очень удобная штучка. Гуров вспомнил, что Станислав мастерил ее, когда он вошел в камеру. Правда, он не успел заметить, когда Крячко ее подвесил.
– Итак, этот некто предлагает Шапито подсадить к сыщику бабу, – продолжил полковник. – Пусть она, дескать, вотрется к нему в доверие, а для ускорения сближения вот ей некий состав. Пусть добавит ему в вино. Дает деньги… Шапито берет на себя инсценировку драки, потом ты с девочкой направляешься в апартаменты, она тебя усыпляет, впускает человека, который должен ей помочь дотянуть тебя до постели и раздеть. А тот берет и убивает красавицу. То есть делает то, что, как я полагаю, с Шапито не обсуждалось. Действует по иному преступному плану, где девушка выступает уже как жертва насильника. Уверяю тебя, Стас, что этот план и был изначальным. А Шапито был обманут.
– А Наташа как же? – спросил Крячко, рисуя огоньком сигареты замысловатые фигуры в воздухе.
– А Наташа должна была умереть, не зная об этом абсолютно, – ответил Гуров, попыхивая сигаретой. – Это явственно следует из слов ее дружка.
– Какого дружка? – с недоверием спросил Стас.
– Сережи Трофимова, – пояснил Гуров, доставая из нагрудного кармана пиджака вчетверо сложенный лист бумаги. – Он сейчас тоже в ИВС парится. Вот ксерокопия его чистосердечных признаний. Возьми, почитай на досуге.
– Вот что я повешу на стену! – горящими глазами посмотрел на Гурова Крячко. – Чистосердечное признание Сережи Трофимова. Ты его Дацуку не давал читать?
– Нет, – ответил Гуров и, поперхнувшись дымом, закашлялся. Дым попал и в глаза, заставив полковника прослезиться.
– Не давай пока. Ладно? – попросил Крячко, постучав пальцем по бумаге. – Так, стало быть, Шапито знает и заказчика и убийцу?
– Может быть, и нет, но поговорить с ним надо.
– Уж, пожалуйста, Лева, поговори. У меня у самого руки заняты…
– Обязательно.
Они еще несколько минут поболтали о тюремной жизни, о глупых инструкциях, запрещающих порой самые необходимые вещи, о распорядке, о том, что можно и чего нельзя приносить Крячко, а после этого Гуров и его друг расстались. Льву Ивановичу надо было спешить на встречу с Хромушиным.
Глава 7
В этот вечер Шапито и Михей, единственный из уцелевших его подручных, вынуждены были искать новое убежище. Страшное и вместе с тем вполне реальное столкновение с грозным полковником Гуровым произошло. И теперь над головами обоих беглецов, идущих по окраине села и никому здесь не знакомых, навис как дамоклов меч не менее реальный срок. Да, вполне реальный и неизбежный. Судьба привычно затрубила в свой рог и опять звала битого-перебитого мужика без имени и фамилии по прозвищу Шапито на Колыму. За ним потянет срок и этот малолетка, который семенит сзади. Ему, правда, придется сидеть где-нибудь в Туле или в Ростове. Суд, слезы, угрозы… И ведь не убивал никого, а отвечать придется. Никуда не денешься.
Вечернее солнце коснулось далекого горизонта. Кружил листопад. Холодный ветер неприятно обдувал им щеки, а от железнодорожного полустанка, протяжно сухо свиснув, тронулась электричка, загромыхав кавалькадой смыкающихся дверей.
Михей и Шапито прибыли в Верхние Бабушки, которые живописно раскинулись на окраине Москвы. Раньше поселок был дальним пригородом столицы, но с тех пор Москва непрестанно росла. Однако ни один пассажирский поезд не останавливался на этой платформе, как это было и пятнадцать лет назад. Шапито и Михей добрались до полустанка электричкой. Еще какое-то время они шагали навстречу ветру в самый конец села, пока не уткнулись в старую обветшалую избушку. На нее горько было смотреть, крыша просела и перекосилась, окна были едва ли не вровень с землей, стены расползлись в разные стороны.
Два-три часа назад рядом с избой буксовал «Кировец». Он оставил за собой две огромные колеи, завалил улицу грязью и уехал. Шапито молча шагал за Михеем. Он был злой и очень усталый. Его правая рука лежала на ледяной рукоятке пистолета. Он низко наклонил голову, ссутулился и пер, почти не видя дороги. Холодный ветер пронимал его почти до костей.