Агония - читать онлайн книгу. Автор: Николай Леонов cтр.№ 29

— Хватит, — перебил Корней. — Соберемся и потолкуем. Виноват Корней — ответит. Ты в дом пришел, грязь принес да еще порядок свой установить хочешь. Ты бы сначала за собой подмыл, потом извинился бы, а уж тогда и к столу сели бы.

— Ладно, — Хан глянул на ходики на стене, — что мы с тобой один мешок с горба на горб перекладываем? Мой грех есть, но твой, Корней, — он вытянул руку, чуть ли не упираясь пальцем Корнею в грудь, — попервей моего. Что вышло? Передали мне, что ты работника по металлу ищешь. Мне малого пристегнули, и я к тебе его привел. Так малого-то ко мне пристегнули — знали, к кому. Значит, сок-то брызнул от твоей посылки. Я бы Сынка этой матери не взял бы с собой, так на моем хвосте прилетели бы. Ты что же, полагаешь, Леха-малый в проходняках Агентов запутал и они домой спать дернули? Что там, в уголовке, все вислоухие? Или ты Мелентьева не знаешь? Или Воронок ихний слаще моркови ничего не кушал?

Корней хотел перебить. Хан не дал:

— Не меряйся виной. Корней. Я с Сынком, или как его, оплошал, поначалу брать не хотел, однако он в бильярдной при мне такой номер задвинул, что я разлопоушился. Думаю, ни в жизнь ментам такого исполнителя не приобресть...

— Да вроде из цирковых он, — уже миролюбиво сказал Корней. — И Сынком он был, и по церквям шастал, а потом...

— Я тоже понял, — согласился Хан. — А перед тобой не открылся, потому что, когда дворами шли, я хвост засек. Думаю, что такое, вроде бы раньше чисто было, а как с Лехой-малым столкнулись, хвост вырос. Решил подождать, приглядеться. Корней — человек, каждый знает, однако жизнь всякое показывает. Ты согласен, Корней? И то, что ты за Корнея этого шута выдавал, тоже подозрительно. Скажи?

Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. Стол мешал, а то могли бы сцепиться зубами.

Не ответил Корней, оскорбление проглотил, однако такая ненависть его прихватила, что понял: не жить им двоим на свете. Напрасно Хан ждал ответа, пауза дала возможность Корнею подумать, проанализировать ситуацию.

Парень знал приметы Корнея. Обрисовать его могли два человека: Сипатый и Мелентьев. Ничего, кроме слов, у парня нету, доказать он ничего не может, потому и говорит много. Корней приободрился, решил помолчать: пусть парнишка выговорится.

Хану надоело ждать, и он продолжил:

— После утренней нашей беседы ясно стало: запутался Корней, выход ищет и толкает нас лбами. Чей черепок не расколется, того Корней себе и возьмет, — он улыбнулся, сверкнул белыми зубами. — Или я ошибся. Корней?

— Ты не ошибся. Хан, — Корней не принимал равновесия

Если его самого за горло не держали, то за глотку хватал он. — Красиво сложено, складно. Только зачем ты Сынка отпустил? Нам без него не разобраться. Кроме имени Сипатого, все остальное слова. А Сипа-того знают и по эту сторону, и по ту... тоже знают...

Потерял Хан все преимущество, что до этого приобрел. И сидят вроде так же, выглядят по-прежнему, только сила от одного к другому перешла. И только что пистолет в кармане булыжником никудышным полу оттягивал, а тут оружием стал.

— Ты меня за кого держишь? — ласково спросил Корней. — У вас хвост не после бильярдной вырос, он отродясь с липового побега был. Леха вас через лабиринт по моему приказу провел; провел, хвост и вылез наружу. Понял? А раз уголовка за вами топает, значит?.. — он усмехнулся. — Значит, один из вас подсадной. Так кто виноват? Ты или Корней? Чего молчишь? Ты кто такой? Хан? Или как тебя? — спросил Корней. — Рассказывай.

— Рассказывать? — Хан замялся. — Лежим, значит, каждый свое думает. Я нож у Паненки вчера с кухни спер, не сказывала?

— Не сказывала.

— Думаю, так-то я его одолею, хоть и верток, черт. Однако без крайности на мокрое идти к чему? А тут Сынок и открылся. Говорит: да, верно, из уголовки я, Корнея кончать надо. А мы с тобой два берега у одной реки, нам друг без дружки никуда. Тебе, говорит, все одно не простят, что привел меня к Корнею. И стал он, Корней, о тебе рассказывать...

— Отпустил почему?

— А чего? Так и так менты вокруг шастают, за парня своего беспокоятся, могут в любой момент паспортную проверку устроить. Пускай парень сходит, потолкует, от слов никто не умирал. Он им доложит:

Степу Хана сагитировал в помощники, теперь нас двое...

— Он вернется?

— Как есть, куда денется?

— Хочешь, я тебе другую сказку расскажу? — Корней, чтобы в случае чего не попасть под опрокинутый стол, поднялся, отошел в сторону. — Сынок, сказал ты ему, попал ты здесь в чужую, непонятную историю, тикай, пока цел. Я тебя не видел, ты — меня, а с Корнеем мы сами разберемся. Чем, Хан, хуже твоего сложено?

— Неправда, потому и хуже.

— Слушай приговор, мальчик, — Корней стал прежним, голос его звучал тихо, слова падали весомо: — Если Сынок не вернется, ты тихонечко отсюда уходишь. Я из-за такого дерьма с властью бодаться не собираюсь. Если Сынок вернется, то ты. Хан, его на себе отсюда унесешь.

— Как — унесешь?

— На себе, мертвого! — неожиданно гаркнул Корней.

— Нет, — твердо ответил Хан.

— Как знаешь, — равнодушно сказал Корней. — На сходке людям расскажешь, как ты мента сюда привел и как отпустил.

Хан вышел из номера и направился по коридору к себе, а Корней переоделся и начал готовить документы на реализацию гостиницы.

Николай Сынок шел по ночной Москве не оглядываясь, и с каждым шагом истончалась нить, связывавшая его с Мелентьевым и Воронцовым, казалось, стало труднее дышать, словно шел он против сильного ветра.

Сынок спустился к Трубной, потоптался у забегаловки, в которой недавно с Ханом пережидал дождь, обошел афишную тумбу.

“Центральный рынок, — прочитал Сынок, — цены крайне дешевые. В ближайшем будущем рынок будет перестроен по западноевропейскому образцу”. И оттого, что не только будущего, своего завтрашнего дня Николай не знал, афишу он сорвал. На этот бессмысленный жест, весело захлебываясь, откликнулся милицейский свисток. Николай удивился, кто же это в темноте разглядеть мог, и не сразу сообразил, что стоит прямо под фонарем. Сынок вышел из блеклого круга, легко перепрыгнул через ограду Петровского бульвара и свернул на Цветной. Непонятно радовал Николая оставшийся позади бестолковый свистун. И хотя он высвистывал по-детски беспомощно и не отозвался ему никто, все ж таки пробил своим тонким голоском темноту и хмарь и легонечко подталкивал в спину. Идти стало легче.

Из подворотни пахнуло густо и несвеже, однако и такой запах был Николаю приятен, напоминал о доме, которого у него давно уже не было. Цокнули копыта, лошадь оскользнулась на булыжнике, заржала, ленивый мат перекрыл ее, заскрипела телега. Видимо, к рынку подползали первые, самые рачительные хозяева.

Николай шагнул шире: раз крестьянин зашевелился, значит, рассвет почуял. Сынку еще следовало успеть в цирк, без него все задуманное не стоило и фиги. Он перелез через ворота, обогнул здание и толкнул дверь служебного входа. Как он и ожидал, дверь простуженно всхлипнула — точно так же, как и десять лет назад, когда Николай Сынок последний раз уходил отсюда.