– А вот это что? – спросил Гуров, показывая на четвертую запись. – Здесь сокращение какое-то. То есть он собирался еще где-то побывать. Посмотрите, вы же его руку знаете.
Анна Павловна взяла ежедневник и принялась рассматривать две невразумительные закорючки, но, сколько ни билась, так и не смогла понять, что это значит, а потом растерянно сказала:
– Да не планировал он больше ничего. Я бы знала. Я же сама с людьми по рации связывалась и просила документацию подготовить.
– Анна Павловна, очень вас прошу, постарайтесь хотя бы расшифровать мне, что это за буквы, – попросил Гуров.
Но, к сожалению, этого не смогла сделать даже она.
– Давайте смотреть в других записях, вдруг там разгадку найдем, – предложил Лев Иванович и стал листать ежедневник. – Анна Павловна, а как часто он посещал предприятия?
– Ну, раз в месяц на каждом точно бывал, а что?
– Почему же он планировал после этой поездки всего через два дня снова туда лететь? Я имею в виду те три предприятия, а вот по поводу четвертого никаких закорючек там нет.
Подскочив к Гурову, секретарша буквально выхватила у него из рук ежедневник и, посмотрев, рухнула на стул и закрыла лицо руками.
– Что с вами? Вам плохо? – бросился к ней Гуров.
– Старая я калоша! Голова дырявая! – причитала Анна Павловна. – Все! Хватит людям головы морочить! На пенсию! Вот, как только Михаил Михайлович на работу выйдет, тут же на пенсию!
Постепенно она успокоилась и рассказала, в чем дело.
– Я из-за этого покушения совершенно обо всем забыла! Он же только накануне покушения днем решил туда лететь, и я начала людей обзванивать. Помню, они еще ругались, что у него семь пятниц на неделе и теперь им придется до ночи сидеть, чтобы успеть документацию подготовить. Да и пилот тоже бухтел, что о таких вещах заранее предупреждать надо. Ну, я на него прикрикнула, чтобы место свое знал, объяснила, куда Михаил Михайлович лететь собрался, и он заткнулся.
– Почему же Михаил Михайлович перенес свой вылет на более ранний срок? – спросил Гуров, но она в ответ только пожала плечами. – Ладно, разберусь. А вы, Анна Павловна, постарайтесь хотя бы разобрать, что ваш шеф написал! Судя по всему, раз это непонятное стоит последним пунктом, оно должно находиться между нефтяниками и городом.
– Да нет там ничего! Тайга! – объяснила она, но взяла ежедневник, подошла с ним к карте и начала усиленно соображать.
Гуров же принялся листать густо исписанный перекидной календарь – Косолапов, как человек старой закваски, пользовался им больше, чем ежедневником. Лев Иванович просматривал записи и вдруг обратил внимание, что одного листка не хватает, хотя все другие были на месте, причем дата на отсутствовавшем листке предшествовала дню покушения. Он взял календарь в руки, подошел к окну, чтобы попытаться разобрать оттиски на соседних листках, и невольно залюбовался – на улице шел густой снег, казавшийся настоящей белой стеной. Но отвлекаться на такую красоту времени не было, Гуров сразу понял, что оттисков на листках много, а вот что именно было написано, еще предстояло расшифровать. Вернувшись к столу, он включил настольную лампу, взял из стаканчика простой карандаш и стал осторожно, один за другим, заштриховывать листки.
Закончив и мысленно чертыхаясь по поводу ужасающего почерка Косолапова, принялся изучать их и увидел уже знакомые ему закорючки, а рядом с ними совершенно непонятное число «313111—4».
– Анна Павловна! Что могут значить эти цифры? – повернулся он к секретарше.
Она подошла, взяла в руки календарь, долго изучала записи, а потом недоуменно пожала плечами:
– Лев Иванович! Я с Михаилом Михайловичем работаю с тех пор, как он начальником цеха стал, всю его жизнь не хуже своей знаю. Но я представления не имею, что это может значить.
– Семь цифр, это может быть номер телефона в любом крупном городе, причем не обязательно в России. Если бы перед ними стоял код города, то и проблем бы не было, а так придется проверять все возможные комбинации. Я сейчас позвоню в Москву, пусть они там этим займутся, чтобы мне здесь на это время не терять.
– Подождите, давайте я сначала у Тани спрошу, – предложила секретарша. – Если уж и ей это ни о чем не скажет, тогда и будете людей беспокоить.
– Звоните, – согласился Гуров.
Анна Павловна набрала сначала один номер, потом второй, третий, но безуспешно.
– Наверное, она у Михаила Михайловича в палате и поэтому свой сотовый отключила, а домашний с рабочим не отвечают, потому что живут-то они сейчас только вдвоем, а в кабинете она одна сидит. Даже не знаю, что и делать, – расстроилась она.
– Ничего страшного, я сейчас как раз в больницу поеду и там с ней поговорю, – успокоил ее Гуров. – Если же она не знает, что это за цифры, тогда озадачу людей в Москве. А все остальное на этих листках вы прочитать можете? Михаил Михайлович записывал какое-то ключевое слово, которое могло ему о чем-то напомнить – вдруг оно и нам что-то подскажет?
Секретарша начала читать вслух все, что было записано, и, когда дошла до слова «музей», Гуров удивленно поднял брови:
– У вас здесь есть музей?
– Есть, только он небольшой и посвящен истории нашего края, но экскурсии там проходят каждый день, с утра до вечера.
– Если он небольшой, что там можно с утра до вечера показывать?
– Понимаете, Михаил Михайлович и сам очень любит свою родину и хочет, чтобы у детей воспитывали чувство любви и гордости за нее. Поэтому каждый период истории Советского Союза, а потом России привязывается к истории нашего края. Например, как отразились на жизни Новоленской губернии события Первой мировой войны.
– Сколько же человек там работает?
– Только один – Самойлов Иван Георгиевич. Настоящий подвижник! Он ведь наш музей и создал – раньше-то все в Якутск отправляли. Ходил по домам и просил людей передать в музей вещи, связанные с историей края и знаменитыми земляками, по деревням и поселениям ездил.
– И люди отдавали? – поразился Гуров.
– Да, потому что он объяснял, что все это для будущих поколений, чтобы не выросли Иванами, родства не помнящими. Из якутского музея тоже сумел кое-что сюда вернуть. Так что он един во всех лицах: и директор, и экскурсовод, и уборщица. Кстати, я вспомнила: он в тот день к нам приходил и о чем-то с Михаилом Михайловичем долго беседовал. Наверное, просил в чем-то помочь.
– Где находится музей? – спросил Лев Иванович. – Любопытно было бы посмотреть.
– А прямо напротив нас одноэтажный деревянный старый дом – его еще до революции построили, вот его-то под музей и отдали. Только вы поближе к закрытию идите, тогда там людей поменьше будет.
– Непременно зайду, – кивнул Гуров.
– Лев Иванович, я вас очень прошу, разберитесь вы с этим делом! – почти со слезами на глазах попросила Анна Павловна. – Ведь Михаил Михайлович для всей нашей области отец родной! И у какой нелюди рука поднялась в него стрелять?