– Не пойдет, – ответил Гуров, достал из кармана фляжку коньяка, протянул Байкову. – Я и так топаю по вашему маршруту. У меня машина на этой стороне, я сворачиваю на Чехова, двигаюсь в сторону Пушкинской.
– Вам сказано…
– Я ответил. – Гуров подождал, пока Байков, прыгающей рукой еле удерживая фляжку, сделал несколько глотков, отобрал коньяк.
На другом конце, видимо, совещались. Наконец ответили:
– Хорошо, только не торопитесь.
Крячко, сидя за рулем «Мерседеса», свернул на Чехова и остановился, ожидая, пока Гуров и Байков отойдут метров на пятьдесят. Мимо проскочила милицейская «Волга». Гуров проводил ее взглядом и сказал:
– Вас может остановить ГАИ для выборочной проверки. У вас с нервами как – порядок? Я говорил и повторяю: нас никто не «ведет», так что в случае чего держитесь спокойно.
В разговор включился Еланчук:
– Я вам верю, Лев Иванович. Мы проверили, в вашем «Мерседесе», кроме Крячко, никого нет.
– Я же дал слово. – Гуров приостановился и закурил, отключил рацию, хлопнул Байкова по плечу. – Да не дрожи ты словно заяц, будешь вести себя нормально – все образуется.
– Я стараюсь, Лев Иванович.
Рация вновь ожила:
– Остановитесь, полковник, я вас обгоняю и выхожу из машины. Вы отпускаете парня, я отпускаю девчонку.
– Парень, тебя тянет на мелодрамы. Зачем нам встреча дочери и отца? Могут начаться истерика, крики. Посади девочку в мой «Мерседес», затем обгоняй и получай свое сокровище.
– Не могу…
– Выполняй, – включился Еланчук. – Я вам верю, Лев Иванович.
– Я сказал, что за нами никого нет, я слово держу, – ответил Гуров, продолжая неторопливо идти, и взял Байкова под руку.
Сзади раздался короткий автомобильный сигнал. Гуров обернулся, увидел, как Крячко дважды включил дальний свет, и отпустил руку Байкова.
– Шагай, все будет нормально. – Гуров остановился.
Байков шел неуверенно, по краю тротуара, покачиваясь, словно пьяный. Мимо проскочила заляпанная грязью «Волга», остановилась метрах в пятидесяти, из нее вышел мужчина. Байков шел к машине, неожиданно споткнулся, упал на колени, завалился на бок. Выстрела никто не слышал, но и Гуров, и Отар, который шагнул было навстречу Байкову, остановились, начали оглядываться. Машины проносились мимо; редкие прохожие, укрываясь от непогоды, спешили по своим делам. Кто в наше время обращает внимание на упавшего человека?
– Мать твою! – забормотал Отар в рацию. – Кажись, его шлепнули!
– Не болтай, забери его в машину, – приказал Еланчук.
Отар заглянул в «Волгу», позвал напарника, они вдвоем подбежали к Байкову, над которым, склонившись, уже стоял Гуров. Разорвав рубашку, он сунул руку, попытался нащупать сердце, поднял голову, оскалился на Отара и его напарника:
– Ложкомои! Подонки! – Гуров вновь наклонился к Байкову, перевернул лицом вниз.
На светлом плаще, под лопаткой чернела аккуратная дырочка, вокруг которой расплылось темное пятно.
– Без истерик, сукины дети! – Гуров достал платок, вытер руки. – Забирайте, пока какая-нибудь ментовская машина не остановилась по случаю.
Отар попятился, а его сотоварищ вообще заторопился к своей «Волге».
– Юрий Петрович, – забормотал Отар. – Покойник, мертвее не бывает. Куда его?
– Где Гуров? – спросил Еланчук устало.
– Здесь я, Юрий Петрович, – чуть насмешливо ответил Гуров. – Вы что, хотите труп на меня повесить? Заберите его отсюда и немедленно.
– Отар, немедленно! Забери тело немедленно!
Но Отар уже садился в «Волгу», которая тут же сорвалась с места.
– Юрий Петрович, ваши парни смылись, – спокойно сказал Гуров, вынул фляжку, глотнул. – Тело оставить или забрать?
Ответ прозвучал нечленораздельно, и рация умолкла.
– Вот и верь после этого людям! – философски изрек Гуров и махнул рукой. Через несколько секунд рядом остановился «Мерседес», выскочил Крячко, засуетился:
– Как же это, господин полковник?
Еланчук сидел за рулем сверкающего «Вольво», стоявшего у здания «Известий», бездумно смотрел на памятник Пушкина, слушал разговор Гурова и Крячко.
– Бандиты – они и есть бандиты. Не удивлюсь, если сейчас подкатит патрульная машина, и мы долго будем объяснять, как шли и тело нашли. Открывай дверцу, бери под колени, я – под руки.
– Папа! – раздался детский голос. – Что с папой?
– Ничего страшного, Даша, – фальшиво ответил Гуров. – Он волновался, что потерял тебя, вышел, упал.
– Папочка!
Хлопнула дверь, заработал мотор, приглушенно зазвучал голос Крячко:
– И куда теперь прикажете?
– Поезжай вперед, будем думать. Дашу – к бабушке…
Голоса звучали все глуше, затем смолкли. Еланчук включил свою рацию и спросил:
– Отар, ты где?
– Напротив вас, за сквером.
– Поехали в фирму.
Еланчук включил поворот и выехал со стоянки. В машине было тепло, даже жарко, но бывшего гэбэшника знобило. В виске монотонно стучало: «Теперь он знает мое имя и отчество. Теперь он ухватился за кончик…»
«Мерседес» стоял у тротуара. Гуров протянул девочке две таблетки, бумажный стаканчик с минеральной.
– Дашенька, выпей.
– Не хочу.
Девочка не отрываясь смотрела на сидевшего рядом отца, который глупо улыбался, комкая лежавший на коленях грязный плащ, смотрел на свой палец, засовывал в дырку, изображавшую смертельную рану, вынимал, снова засовывал.
– Подбери губы. Прикажи дочери, чтобы она выпила, – сказал Гуров.
– Я сама. – Даша взяла таблетки, запила водой.
Гуров глотнул из фляжки и сказал:
– Будем думать дальше.
– Лев Иванович, – горячо заговорил Байков, – по гроб жизни обязан.
– Станислав, двигайся на Ленинский. Даше спать пора.
Девочка, прижавшись к отцу, уже задремала.
– Может, мне за рубеж? А вы тут вроде похороны устроите? – неуверенно сказал Байков.
– Тогда надо найти режиссера, сценариста и снять кино. Мы отняли ребенка и временно сохранили вам жизнь. – Гуров взглянул на Байкова без симпатии. – Я это сделал ради девочки, в какой-то степени из принципа и самолюбия, но отнюдь не из-за вашей персоны.
– Брось, Лев Иванович, – вмешался Крячко. – Вечно ты хочешь казаться хуже, чем есть. Успокойся, у тебя действительных недостатков хватает.
– Охрану мы к вам приставлять не будем, да это и бесполезно, – продолжал Гуров, словно Крячко ничего не говорил. – Думаю, они от вас откажутся: у них появились более важные заботы. Правда, у нас они тоже появились.