– Дай сюда! – Патрон навалился на стол и забрал свои документы. – Я сегодня улетаю в Берлин. Обязан. Изменить ничего не могу.
«Начинается, – понял Волин. – Командировка заготовлена, он улетит и оставит меня одного против МУРа, прокуратуры, главное, против рядовых солдат Корпорации, которые не умеют думать как рядовые, не желают ждать, но бьют и стреляют без всякой пощады».
– Я вынужден тебе полностью довериться, – Патрон сердито заворчал, дернул бороду. – А я этого терпеть не перевариваю – кому-либо доверять полностью, бесконтрольно. Товар у меня, я вынужден передать его тебе.
Роговой оперся кулаками на зеленое сукно стола и поднялся, навис огромный и мрачный, застыл, словно превратился в статую.
– Смотри, Русланчик, не вздумай! – Он опустился в кресло, чуть не раздавил его и снова нечленораздельно заворчал, с придыханием произнес: – Черт бы побрал этих новых министров. Молодые, шустрые, не знают, что делают сегодня, и уж совсем не представляют, что натворят завтра.
– Вы можете мне верить, Константин Васильевич, – тихо произнес Волин. – Мне кажется, я доказал свою безукоризненную честность.
– Ты знаешь, зачем человек всю жизнь прикидывается порядочным? – спросил Роговой. Не ожидая ответа, продолжал: – Чтобы единожды, в главный момент, обмануть и взойти на трон. Я тебе не советую. Ты знаешь, где сейчас Эффенди?
– В Ростове болтается.
– Эффенди здесь, – и Роговой похлопал по своему карману. – И в том, что я тебе доверяю, есть и его доля. Русланчик, ты все понял правильно?
– Не угрожай, Патрон, – Волин, поняв, что без него обойтись нельзя, почувствовал свою силу. – Я не боюсь ни тебя, ни Эффенди. Я не обману, не подведу, у меня есть свои принципы.
– Принципы – это хорошо, – миролюбиво согласился Патрон. – Значит, обмен наркотика на валюту проведешь, тебе позвонят.
– Сколько выделить кредиторам?
– Что? – Патрон посмотрел на своего Референта с таким изумлением, что тот застеснялся, словно громко пукнул в присутствии женщины. – Этой своре твой любимец Гуров выделит, на всех хватит.
– Вы с Гуровым связаны? – опешил Волин.
– Ну совсем больной, – поставил диагноз Патрон. – Да зачем же кота учить мышей ловить, когда он только это и умеет?
– Значит, вы его только для этого?… – Волин сжал кулак и притянул к груди.
– А на кой черт он еще может понадобиться?
– А машина, транспортировка порошка через Брест? Вы же меня сами убеждали…
– Система Станиславского, – самодовольно ухмыльнулся Патрон. – Может, его система и в чем другом заключается, но лично я знаю, что человек должен свято верить. Ты мучился с милиционером и верил, что это главное. Такому чистоплюю, как ты, я не мог сказать, мол, хочу собрать в кулак максимальную наличность и сдать всех юнцов властям. Признайся, ты на такое дело не пошел бы?
– Никогда.
– А так как ты ничего не знал, ментов ни на кого не навел. Я тебе сказал, что мне требуется лучший сыщик, объяснил задачу, ты все выполнил. А что сыщик свои цели преследовал и кое-кого захватил, так ты в стороне.
– Кое-кого, – пробормотал Волин. – Гвардия наших партнеров. Я могу успеть…
Он замолчал, так как понял: если Патрон прав и Гуров ведет на посланцев охоту, то ничего уже изменить нельзя. Разве что сгореть вместе, а братские могилы хороши лишь для неизвестных солдат.
– Значит, я все это время, как последний…
– Значит. – Патрон взглянул на часы. – Я просил лучшего сыщика, ты мне его достал. И успокойся. Каждый считает себя самым умным. Сейчас твой подполковник ломает голову и совершенно убежден, что самостоятельно принимает решения. Ну, Бог ему судья. Слушай, где и как ты обменяешь наркотик на валюту.
Волин слушал и запоминал, одновременно соображая, каким образом ему в решающие часы нейтрализовать Гурова. «Если я буду возиться с наркотиком, а сыщик в этот момент не будет сидеть в полной изоляции, я тихо сойду с ума».
Он не ожидал подобного поворота событий. Патрон беспредельно циничен, мудр и предусмотрителен. Но Руслан Алексеевич знал твердо: недооценивать Гурова, полагать, что он пляшет под чью-то дудку, крайне опасно. Возможно, Патрон и обманул подполковника, как обманул и всех остальных, а возможно, сыщик совсем не пляшет, а сам музыку заказывает. И такой вариант полностью исключать нельзя, необходимо перестраховаться.
* * *
Полковник Орлов доложил, что ему необходимо тридцать машин, девяносто оперативников как минимум, три машины «Скорой помощи», а к девяти утра желательно пригласить в управление пятерых следователей прокуратуры. Слушавший доклад Турилин сломал карандаш.
Орлов получил людей и технику, конечно, не все, что ему требовалось, – в полном объеме выдают чиновникам рангом повыше и для целей более важных, чем захват вооруженных бандитов. Примеров приводить не будем, о них ежедневно нам сообщают по телевидению и пишут в газетах, а результат мы наблюдаем лично.
В Москве в марте в четыре утра обязательно темно, а вот сухо или сыро – зависит от везения.
В это утро было сухо и даже не холодно, но полковника Орлова знобило. Он стоял у подъезда управления и молча провожал коллег, некоторых он знал хорошо, других лишь по фамилии. Если бы существовал Господь Бог, полковник бы взмолился: «Дай мне право сесть в любую из машин и уехать». Но просить было некого, и Петр Николаевич вернулся в контору, поднялся в кабинет генерала.
Константин Константинович кивнул на самовар и тарелку с бутербродами и продолжал писать. У нас такой порядок: чем чиновник главнее, тем больше он пишет, ну за исключением самых-самых главных, за которых пишут другие, а главное, написанное зачитывают с трибуны.
Генералу Турилину приходилось писать самому, и он отлично понимал, что будет этим заниматься до пенсии, и поклялся, что последней бумагой, которую он напишет, станет рапорт об отставке, и никаких мемуаров. Константин Константинович был нормальным человеком, следовательно, знал себя поверхностно, и в шестьдесят, словно семнадцатилетний мальчишка, давал необдуманные клятвы.
Сейчас его оперативники, возможно, стреляли, дрались, обливались кровью. Генерал писал, а полковник, развалившись в кресле, жевал резиновый бутерброд, пил безвкусный чай.
Наконец раздался первый звонок. За секунду генерал и полковник обменялись взглядами, синхронно, будто один человек в зеркальном отражении, провели ладонью по глазам. Полковник встал, генерал щелкнул тумблером и сказал:
– Контора слушает.
Глава двенадцатая
До того как назначить день и час захвата находящихся в столице боевиков, пришлось проделать огромную работу и найти ответ на массу вопросов. В популярной передаче «Что? Где? Когда?» за правильный ответ команде начисляется очко. А какие страсти бурлят в студии…