Кофе, как и все в доме Качалиных, был экстра-класса. Елена ловко орудовала у плиты и кухонного стола, отвечала на непрерывные телефонные звонки и учила Дениса уму-разуму. Она все делала быстро, четко, можно сказать, вдохновенно. На плите что-то жарилось, хозяйка в это время чистила и мыла овощи, уточняла по телефону место и время очередной встречи, кому-то отказывала, другого одобряла и с чуть кокетливой гримаской, которая смягчала облик сугубо деловой женщины, говорила:
– Денис, тебе летом сорок, неужели не надоело стирать рубашки, писать очерки, которые читают одни дебилы…
Кофе благородно горчил, Денис привычно и заученно улыбался. Елена сунула ему в руки морковь и терку. Он начал тереть морковку, смотрел на деловую женщину и пытался вспомнить, как она выглядела двадцать лет назад, когда они познакомились у волейбольных площадок на стадионе «Динамо».
Денису было двадцать, Леночке восемнадцать, но она ему почему-то казалась маленькой и беззащитной девочкой. Денис ошибался. Возможно, в раннем детстве Елена и была непосредственной и наивной; когда же она познакомилась с Денисом, то пошла его провожать после соревнований и согласилась вновь встретиться отнюдь не потому, что он парень остроумный и обаятельный. Атлетически сложенный, жизнерадостный и неглупый, прирожденный лидер, он обращал на себя внимание, но Лена в нем оценила другое. В спортивной среде, модной и в те времена, Денис Сергачев был парень известный и престижный…
Денис справился с морковкой.
Елена опустила трубку, улыбнулась Денису, положила перед ним луковицу, деревянную доску, острый нож и ответила на очередной звонок.
Как и полагается, Денис над глянцевитой, пахучей луковицей всплакнул, однако нарезал прозрачными кружочками и откинулся на высокую деревянную спинку стула – мебель на кухне Качалиных была вся темного дерева, резная. Денис попытался взглянуть на Елену со стороны, не из глубины десятилетий, а, как говорится, «на новенького». Коротко стриженная блондинка с карими, почти всегда смеющимися, однако недобрыми глазами; фигура спортивная, отнюдь не потерявшая форму, разве что грудь тяжеловата, но многим мужчинам это нравится. Двигается Елена быстро, не резко, кисти рук и лодыжки сухие, в общем, чувствуется в ней порода. Интересная, уверенная женщина, излучающая тревогу и опасность. Одетая в шорты и коротковатую, плотно облегающую кофточку, Елена даже на кухне носила витую золотую цепь, массивное кольцо и перстень с бриллиантами.
Денис допил кофе, взял ароматную американскую сигарету, щелкнул отличной настольной зажигалкой и оглядел хорошо знакомую кухню. В двух словах о ней можно сказать: много и дорого. Холодильников, конечно, два – и, естественно, импортные, такие же, как многочисленные банки и кастрюльки, даже запах от них заморский, а уж о продуктах и говорить нечего.
Но человек, попав в волшебный сад, сторонится излишне пахучих и соблазнительных плодов, которые и с деревьев-то свисают специально, чтобы их сорвали и съели. На этой кухне, у Елены, Денис позволял себе пить кофе, порой и нечто более крепкое и курить, но ему казалось, что если он начнет еще и есть, то потеряет остатки независимости и индивидуальности.
Денис понимал, что никаких остатков не имеется и его борьба не более чем самообман. Так узкогрудый мужчина с животиком-тыквочкой, увидев себя в зеркале, набирает в легкие воздуха, напружинивает грудь, подтягивает живот и, застыв на несколько секунд, бросает на себя горделивый взгляд. Таким лихим парнем он и останется в своем сознании, когда, с облегчением выдохнув и приняв естественный вид, быстро от зеркала отвернется.
На стенных шкафах выстроился парад бутылок. Чего здесь только не было! Казалось, все фирмы мира, гарантирующие хорошее настроение и безрассудные поступки, прислали своих полномочных представителей. Но все они были пустыми, высосаны до капельки, и мундиры их поблекли под тонким, липким слоем жирной пыли.
– Дэнчик, запиши. – Елена подвинула Денису блокнот и ручку.
– Так, слушаю тебя, дорогая. Пожалуйста, по буквам.
Лена продиктовала название какого-то лекарства. Денис записал.
– И только в ампулах? – Она жестом дала понять, что это тоже необходимо отметить, и попробовала, достаточно ли посолен суп. – Получишь завтра.
Денис знал, что если лекарство в Москве имеется, то Елена его добудет, точнее, его привезут сюда, в дом; если нет, начнутся бесконечные звонки, и необходимая вещь все равно будет добыта. Слово свое Елена держала неукоснительно, помогала друзьям и даже просто знакомым охотно и бескорыстно, однако благодарность неизменно получала сторицею. Денис неоднократно наблюдал процесс взаимообмена услугами, но не мог проследить за многоступенчатостью их хитросплетений.
– Вернись на грешную землю. – Елена поставила перед Денисом бокал, наполнила чем-то золотистым и остропахнущим, себе тоже плеснула чуточку. – Как у вас, писателей, говорят? С утра выпил и целый день свободен?
– Я не писатель, – сказал Денис, почувствовав, что получилось слишком добродушно, добавил: – Я журналист, да и то спортивный, в меню это значится после коньяка, водки и даже рябиновой настойки.
– Среди второразрядных портвейнов. – Елена хрипловато рассмеялась, посмотрела недобрым взглядом, и скорбные морщины появились и исчезли в уголках рта. – Я не хотела бы заглянуть в меню, где имеется мой порядковый номер и цена. – Она легко подняла с пола тяжелый таз и скрылась в ванной, где тут же зафыркал кран, шлепнулась о фаянс мокрая ткань.
Отрезая пути к отступлению, Денис опорожнил бокал, налил и снова выпил до дна. Пишущая машинка напрасно ждала его в соседней квартире.
Денису стало хорошо и грустно, жалко себя очень. Умиляясь этой жалости, он стал вспоминать, чего сегодня уже точно не сделает. Естественно, он не закончит статью и, конечно, не пойдет на тренировку – в два часа «старички» соберутся погонять мяч. Он не поедет в редакцию и Спорткомитет, не пойдет в прачечную и за хлебом. Весь день впереди, как же он, Денис Сергачев, убьет его? День отлично начался, так надо было тетке в фиолетовой кофте притащиться со своей картошкой и заманить его сюда, усадить, напоить! Умиление переросло в самобичевание – Денис властно одернул себя. Елена – молодец, надо жить по-качалински. Готовим обед, стираем? Прекрасное настроение, мы хорошие, трудолюбивые. Пьем, умеренно безобразничаем? Великолепно. Жизнь одна, второй точно не выдадут, хватай, лови! Ты поймал, ухватил больше соседа? Значит, ты сильный, ловкий, умный, и пусть завистники удавятся. Такое восприятие жизни Денису нравилось, он пытался принять его, порой получалось неплохо, но обязательно наступало похмелье, возникало чувство вины, неудовлетворенности.
В такие периоды Денис не заходил к Качалиным неделями, случалось, месяцами. Когда же возвращался – чистеньким, обновленным, уверенным, – его встречали радушно, словно расстались вчера. Лишь Елена сверкнет яркими глазами, спросит беспечно: «Монашеский запой прошел? Живи, как люди, не бери в голову лишнего». Денис оставался, через несколько дней круговерть мира Качалиных засасывала, лишала воли.