Митинг транслировался по местному телеканалу, и почти все белые прильнули к экранам телевизоров. В банках и школах, домах и офисах — везде раздавались возгласы:
— Они не могут так поступить!
— Конечно, могут! Кто им помешает?
— Они зашли слишком далеко!
— Нет, это мы зашли слишком далеко!
— Так ты считаешь, что он невиновен?
— Я не знаю. И никто не знает. В этом-то и проблема. Слишком уж много сомнений.
— Но он признался!
— Тела так и не нашли.
— А почему нельзя перенести казнь на несколько дней, дать отсрочку или как это там называется?
— Зачем?
— Чтобы дождаться конца футбольного сезона.
— Я бы предпочел, чтобы бунта не было.
— Если они поднимут бунт, то попадут под суд.
— Я бы на это не рассчитывал.
— Город вот-вот взорвется.
— Пусть их выкинут из команды.
— Да кем они себя вообразили, если хотят сорвать игру?
— У нас есть сорок белых ребят, которые могут сыграть.
— Что верно, то верно.
— Тренер обязан выкинуть смутьянов из команды.
— А если откажутся ходить в школу, то пусть их арестуют!
— Отлично! Все равно что подлить масло в огонь!
В школе тренер смотрел трансляцию в кабинете директора. Тренер был белым, директор — черным. Оба молчали.
В полицейском департаменте в трех кварталах от здания суда по Мейн-стрит шеф полиции Джо Редфорд смотрел телевизор вместе со своим заместителем. Штат полицейских насчитывал сорок человек, и тридцать из них с тревогой наблюдали за собравшимися на митинг прямо на площади.
— Казнь состоится? — спросил заместитель.
— Насколько мне известно, да, — ответил Редфорд. — Я разговаривал с Полом Коффи час назад, и он считает, что задержек не будет.
— Нам может понадобиться помощь.
— Не думаю. Ну, бросят пару камней, и все успокоится.
Пол Коффи смотрел трансляцию у себя в кабинете. Он был один, на столе перед ним лежали сандвичи и чипсы. Его офис находился в двух кварталах от здания суда, и до него доносился рев толпы, когда люди реагировали на что-то особенно бурно. Он считал такие сборища неизбежным злом в стране, дорожившей Биллем о правах. Граждане имели право собираться, если, конечно, получали разрешение, и выражать свое мнение. Те же законы, что защищали это право, охраняли и отправление правосудия. Задачей Коффи было преследовать преступников и отправлять их за решетку. А если преступление оказывалось особо тяжким, то законы штата предписывали ему обеспечить возмездие и требовать смертной казни. Так он и поступил в случае с Донти Драммом. Коффи не испытывал ни сожаления, ни сомнений, ни малейшего чувства вины из-за своего поведения на суде. Его правоту подтвердили многочисленные апелляционные суды. Десятки опытных юристов изучили каждое слово, произнесенное на судебном процессе, и утвердили приговор. Коффи не терзали муки совести. Он сожалел, что их связь с судьей Вивиан Грей обернулась для нее такими неприятностями, но никогда не сомневался в верности принятых ею решений.
Коффи скучал по ней. Их роман не выдержал скандала — она уехала и больше с ним не общалась. Его прокурорская карьера тоже скоро закончится, и он переживал, что уйдет в отставку на фоне волнений в городе. И все же казнь Драмма станет вершиной его карьеры, достойным завершающим аккордом, и жители Слоуна, во всяком случае белые, будут вспоминать о нем с благодарностью.
Завтрашний день обещал стать для него настоящим триумфом.
Сотрудники адвокатской конторы Флэка следили за ходом митинга по телевизору в конференц-зале, и после его завершения Робби ушел к себе в кабинет с недоеденным сандвичем и диетической колой. Секретарша аккуратно разложила на столе уведомления о десятке поступивших звонков. Его внимание привлекли звонки из Топеки, и он вспомнил о письме. Отложив сандвич, Робби взял трубку и набрал номер сотового преподобного Кита Шредера.
— Кита Шредера, пожалуйста, — сказал он, когда на другом конце взяли трубку.
— Это я.
— Вас беспокоит Робби Флэк, адвокат из Слоуна, штат Техас. Мне передали, что вы звонили, и, по-моему, от вас пришло электронное письмо несколько часов назад.
— Да, спасибо, что перезвонили, мистер Флэк.
— Зовите меня Робби.
— Хорошо, Робби. А я — Кит.
— Отлично, Кит. Где тело?
— В Миссури.
— Послушайте, Кит, у меня совершенно нет времени, и мне кажется, что наш разговор — это пустая его трата.
— Возможно, но я прошу лишь пять минут.
— Говорите, только быстро.
Кит рассказал о встрече с условно-досрочно освобожденным, о выяснении деталей его биографии, криминальном прошлом, состоянии здоровья — обо всем, что удалось втиснуть в пять минут.
— Судя по всему, вас не особенно смущает нарушение тайны исповеди, — заметил Робби.
— Очень смущает, но ставки слишком высоки. И я не называл вам его имени.
— Где он сейчас?
— Ночь провел в больнице, а утром выписался, и с тех пор я его не видел. Он должен быть в «Доме на полпути» не позднее шести вечера. Я поеду туда, чтобы с ним увидеться.
— Его четырежды судили за преступления на сексуальной почве?
— По меньшей мере.
— Пастор, этому человеку нельзя верить. Я ничего не могу поделать. Это пустышка! Вы должны понять, Кит, что казнь всегда привлекает людей с нездоровой психикой. На прошлой неделе мы имели дело с парой таких экземпляров. Одна — кстати, стриптизерша — утверждала, будто знает, где Николь живет сейчас, а второй — что убил ее, отправляя в сатанинский ритуал. Где тело — он не знает. Первая хотела денег, а второй — чтобы его выпустили из тюрьмы в Аризоне. Суды не обращают внимания на подобные фантазии, тем более если они всплывают в самый последний момент.
— Он утверждает, что тело закопано в холмах к югу от Джоплина, штат Миссури. Он провел там детство.
— Насколько быстро он может отыскать тело?
— Не знаю.
— Послушайте, Кит, дайте мне хоть что-нибудь, чем я мог бы воспользоваться.
— У него есть ее школьное кольцо. Я видел его, держал в руках и тщательно осмотрел. Примерно шестой размер, голубой камень. Там есть надпись «СШС 1999» и ее инициалы — «А.Н.Я».
— Это уже кое-что, Кит. Но где кольцо сейчас?
— Думаю, на цепочке у него на шее.
— А где он — вы не знаете?
— Это правда, в настоящий момент мне это неизвестно.
— Кто такой Мэтью Бернс?