Девушка с холста - читать онлайн книгу. Автор: Алина Егорова cтр.№ 25

* * *

— И что теперь со всем этим делать? — Андрей вопросительно посмотрел на Сашу. — Вместо того, чтобы прояснить некоторые моменты в уже раскрытом деле, ты своими догадками все запутал еще больше.

Когда Клиновской предложили узнать среди нескольких мужчин человека, выходившего из квартиры Зимовец, произошло то, чего Андрей никак не ожидал: она уверенно объявила, что его здесь нет. Снежана заметила, что тот, кого они ищут, похож на Юрия, но точно не он. Если учесть, что подставные лица изначально выбирались похожими на подозреваемого Рузанцева, то получалось, что у художника с гостем Зимовец есть нечто общее, присущее только им обоим.

— Если судить о времени, когда визитер выходил от Лилии, получается, что либо он зашел сразу после убийцы, либо он сам убийца.

— А Юрий здесь ни при чем, — закончил мысль Атаманова Саша.

— Если бы был ни при чем, — сурово сказал Андрей, — не юлил бы с показаниями. Откуда у него телефон Зимовец, а показания свидетелей, которые утверждают об их романе? Он не женат, подруги у него нет — чего ему скрывать? По-любому получается, что Рузанцев чего-то недоговаривает.

— Может, он не понимает всей серьезности своего положения? Допросить еще раз, прочистить его богемные мозги, глядишь, что-нибудь вспомнит, — предложил Саша, не верящий в виновность Рузанцева.

— Насчет непонимания — навряд ли. Его положение хуже некуда, и надо быть совсем тупым, чтобы этого не понимать. А допросить придется, здесь ты прав, — продолжал Андрей. — Надо, в конце концов, разобраться в этой истории. И без этих деятелей забот хватает. Что тебя дернуло копаться в деле Зимовец? А все так хорошо получалось: убийца есть, мотив худо-бедно нашли, а главное, доказухи — сколько угодно. А теперь вопросов больше, чем ответов, ни времени, ни рук на это нет. По делу Щербановой работать надо, а там — глухарь глухарем.

* * *

Когда привели Юрия Рузанцева, Носов его не узнал. Осунувшийся, с серым лицом, взгляд совершенно пустой. Походка Юрия тоже сильно изменилась: вместо легкой и стремительной она стала медленной; не просто неторопливой, а апатичной, присущей человеку, которому все безразлично. Типичная поступь каторжника.

Юрий медленно сел на жесткий стул напротив Носова и безразлично уставился в стену.

Саша решил сразу перейти к делу:

— Юрий Николаевич, давайте рассуждать здраво. Обстановка в квартире Лилии Зимовец говорит о романтическом свидании. По словам свидетелей, в свой последний вечер убитая готовилась к встрече с неким Юрием, художником из Одессы. То есть с вами, — Носов пристально посмотрел на Рузанцева. Тот безучастно продолжал изучать трещины на стене; все это он уже слышал не раз. — Судя по всему, свидание состоялось. Мы имеем сведения, что в квартире Зимовец примерно в час ее смерти находился еще один человек.

Юрий повернул голову в сторону оперативника и попытался осмыслить последнюю фразу.

— Возможно, вы не убивали Лилию, а именно тот посетитель и есть убийца. Поэтому вам придется вспомнить, не сталкивались ли вы с кем-либо, когда уходили от своей пассии?

— Я уже тысячу раз говорил, незнаком я с вашей Лилией и дома у нее никогда не был! — Рузанцев начал раздражаться, в его взгляде вспыхнул огонек гнева.

— Вы почему-то тщательно пытаетесь скрыть факт вашего знакомства. Однако улики против вас, и их слишком много. Чего стоит одна пуговица от вашего пиджака, явно выдранная. Как она могла оказаться в ее квартире?

— Не знаю. — Юрий насупился и отвернулся к стене. Его лицо опять начало приобретать обреченное выражение.

— Может, вы в тот вечер поссорились? — предположил оперативник.

Ответа не последовало.

Саша поднялся с места и стал ходить по кабинету. Такой поворот беседы ему не нравился. Нельзя сказать, что он к этому не был готов, но все же рассчитывал на благоразумие арестованного. Главное, Носов не понимал, почему тот запирается. Побродив еще немного от двери к столу, что-то обдумывая, Саша решил продолжить разговор, но подойти с другой стороны:

— Юрий Николаевич, как у вас возникла идея приехать в поселок? Насколько мне известно, вы никогда раньше ни в Репино, ни в Петербурге не бывали?

— Действительно, не бывал. Когда-то все происходит впервые, — философски заметил художник. Он опять стал говорить медленно, что-то вспоминая, будто бы сквозь сон.

Как недавно и как давно это с ним было — в той, другой жизни, которая осталась за стенами изолятора. Лучше бы он не поехал, и тогда ничего плохого с ним бы не случилось. Видно, это судьба, и ничего изменить нельзя. Каждый должен нести свой крест, и он, Юрий Рузанцев, должен смириться.

* * *

Голубей Наташа очень любила. Воробьи считались тоже ничего, только мяса в них было мало. Ящик ставился на палку, к палке привязывалась веревка. Получалось некое подобие мышеловки. Дорожка из хлеба вела к западне, под ящиком горстка крошек. Птицеловы выжидали в засаде, когда прилетит добыча. Готовили на костре, в овраге. Наташа с наслаждением ела птицу. Вкус не портила даже горечь желчи, что пропитывала мясо. Она никогда не была так счастлива: согретая жаром костра и при сытом желудке. Рядом сидел Шнырь, он подбрасывал сухие ветки в костер и докуривал подобранный окурок. Шнырь сильный, он все знает и умеет. Накормил, обогрел, разговаривает с ней на равных. Прозвище ласковое придумал — Дранка. Это от вкусного слова «драник», есть такое белорусское блюдо — картофельный блин. Кто ему она, девятилетняя девчонка, что Шнырь с ней возится, подкармливает? Пожалел ее, когда впервые в подъезде увидел, драником угостил, спать уложил в подвале на тряпках. Наташа смотрела на своего покровителя с обожанием и трепетом и очень боялась ему надоесть. Думала, однажды он ее бросит.

Шнырь пропадал по нескольку дней, но всегда возвращался в подвал. Где он живет, и кто его родители, Наташе никогда такие вопросы в голову не приходили. Он большой! Ему не нужны родители, он сам по себе, у него есть теплый, светлый, уютный подвал. И это была правда. Сергей Пасечников давно удрал из дома. Родители-алкоголики даже не спохватились, а когда вспомнили, что у них был сын, решили: исчез, и слава богу — лишняя обуза с плеч.

Он жил на вокзалах, в ночлежках, на чердаках. Был бит и выгнан такими же, как он, бездомными, только более взрослыми и сильными, с их территорий. Не раз попадался в приемники-распределители, не раз бежал оттуда и из детского дома. К четырнадцати годам Пасечников заматерел, обтерся в бродяжьей среде, научился воровать и жить на улице. В ободранной голодной девочке он увидел родственную душу. Он, когда был совсем маленьким, мечтал о ласке, с завистью смотрел на малышей, которых любят родители. И вот теперь неожиданно для себя стал заботиться о Наташе. Опекал, как умел. Защищал от дворовых мальчишек, что рады были пнуть или крикнуть вслед что-нибудь обидное беспризорной девчушке. Учил, как не замерзнуть и как растянуть на несколько дней еду. Нежных слов не говорил, он их просто не знал. Толкнет в спину, даст легкий подзатыльник в знак одобрения или когда ученица совершала ошибку. Наташа эти тычки понимала правильно, как ласку их понимала.