Две могилы - читать онлайн книгу. Автор: Дуглас Престон, Линкольн Чайлд cтр.№ 48

Группа специалистов по клиническим исследованиям

База данных митохондриальной ДНК

Митохондриальная гаплогруппа [54] homo sapiens

Полиморфизмы [55] и мутации

ЭТО КОНФИДЕНЦИАЛЬНАЯ БАЗА ДАННЫХ,

ИСПОЛЬЗОВАТЬ ЕЕ БЕЗ СПЕЦИАЛЬНОГО РАЗРЕШЕНИЯ

СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО.

Строчки бежали по экрану со скоростью пулемета, затем появилось изображение вращающегося колеса. Еще через секунду замигал короткий ответ. Пендергаст, по-прежнему стоя перед монитором, смотрел на этот ответ пять долгих секунд — и вдруг пошатнулся. Он отступил на шаг, задрожал и рухнул на колени.

Специальный агент Пендергаст вошел в гостиную своей квартиры в «Дакоте». Остановился, прислушиваясь к шуму водопада. Шагнул к небольшой картине кисти Моне и поправил ее, хотя рама идеально ровно висела на розовой стене. Агент двинулся дальше к горшку с бонсаем, взял со стола садовые ножницы ручной ковки и аккуратно срезал несколько свежих побегов. Рука немного дрожала.

Закончив с подрезкой, он принялся беспокойно бродить по комнате, время от времени останавливаясь, чтобы подтолкнуть плавающие в чаше фонтана лепестки лотоса.

Он должен был совершить некое деяние, но даже думать об этом было невыносимо.

Наконец он покинул гостиную и решительно зашагал по длинному коридору с множеством дверей. Кивнул мисс Ишимуре, отдыхающей в своей комнате с книгой на японском языке. Потом свернул за угол в другой коридор и вошел в первую дверь справа.

Вдоль обеих боковых стен комнаты располагались высокие, до потолка, книжные шкафы красного дерева, заставленные изданиями восемнадцатого и девятнадцатого века в тяжелых кожаных переплетах. Всю дальнюю стену занимала огромная ниша, также отделанная красным деревом, в ее углах стояли две скамейки с мягкими вышитыми подушками, развернутые одна к другой. Между ними располагалось огромное панорамное окно, выходящее на пересечение Сентрал-Парк-Уэст и Семьдесят второй улицы. Дальше начинался сам необъятный Центральный парк с оголенными, продрогшими под лучами холодного зимнего солнца деревьями.

Пендергаст закрыл глаза, позволил телу расслабиться, выровнял дыхание. Окружающая обстановка начала постепенно исчезать: сначала комната, потом квартира, здание, остров, затем весь мир растворился во все расширяющейся сфере контролируемого забвения. Процедура заняла около четверти часа. Он погрузился в полную темноту, абсолютную пустоту и непоколебимое спокойствие. Потом медленно, очень медленно открыл глаза — не в физическом смысле, а свое внутреннее, духовное зрение.

Небольшая комната вновь предстала перед ним во всех деталях. Но она оказалась абсолютно пустой.

Пендергаст не позволил себе удивиться. Он был мастером чонгг ран — древней тибетской духовной практики, потратил много лет на ее изучение. Прежде крайне редко случалось такое, чтобы ему не удавалось достичь «стонг па нийд» — состояния чистой пустоты. Очевидно, помешало нечто сокрытое в нем самом.

Придется потратить на медитацию больше времени, намного больше.

Он снова успокоил дыхание, замедлил пульс до сорока ударов в минуту. Отключил свой разум, чтобы заставить умолкнуть внутренний голос, освободиться от надежд и желаний, забыть даже о том, зачем пришел в эту комнату. На какое-то мгновение он завис в невесомости в пустом пространстве. Затем — намного медленней, чем в прошлый раз, — начал воссоздавать в уме совершенную копию острова Манхэттен, начиная с собственной квартиры и постепенно отодвигаясь все дальше и дальше. Он проходил комнату за комнатой, дом за домом, наконец — с заботливым вниманием — квартал за кварталом. Пендергаст удерживал в уме каждую улицу Манхэттена, каждого живущего здесь человека. Он задерживал взгляд на каждом углу, на каждом перекрестке, на каждом ничем не примечательном здании, собирая все детали в прекрасное кружево памяти. Шаг за шагом он продолжал напряженную умственную работу, расширяя круг, пока не достиг Гудзона на западе и Гарлема на востоке, Бэттери-парка на юге и Спайтен-Дайвила [56] на севере. Бесконечно долго он удерживал в голове весь остров и каждую его деталь по отдельности и во взаимосвязи с остальными, а убедившись в их совершенстве, одним щелчком выбросил из головы. Смыл. Растворил. Погасил. Не оставил внутри ничего, кроме темноты.

Теперь он мысленно снова открыл глаза. Было пять часов вечера. На скамейке напротив него сидела Хелен Эстерхази-Пендергаст. Это была любимая комната Хелен. Ей не особенно нравился Нью-Йорк, и эта крошечная каморка — уютная, обставленная книгами, с запахом полированного дерева и видом на Центральный парк — служила ей тайным убежищем.

Конечно, в обычном понимании Хелен здесь не было, но в каком-то другом — в сознании Пендергаста, хранившем каждое воспоминание о ней, каждую мельчайшую деталь ее облика, — она оставалась частью его внутреннего мира и продолжала, так сказать, квазиавтономное существование.

В этом и заключалась сила и красота чонгг ран.

Руки Хелен были сложены на коленях, и на ней было то платье, которое Пендергаст хорошо помнил: черный шелк с бледно-коралловой вышивкой по краю глубокого выреза. Она выглядела теперь моложе — приблизительно как в то время, когда произошел этот несчастный случай на охоте.

Ирония заключается в том, что это действительно был несчастный случай, только совсем другого рода, чем он считал все эти годы.

— Хелен, — позвал он.

Она подняла глаза и на мгновение встретилась с его взглядом. Улыбнулась и снова опустила голову. Эта улыбка заставила его вздрогнуть от боли и отчаяния, изображение моргнуло и едва не погасло. Пендергаст подождал, пока картина восстановится, а его сердце станет биться спокойней.

— По городу разгуливает на свободе серийный убийца, — продолжил он. И сам удивился своему дрожащему голосу и сухому, официальному тону, каким он никогда не разговаривал с женой. — Он убил уже троих. И каждый раз оставлял какое-нибудь сообщение. Вторым было «С днем рождения».

Она молчала.

— Это второе убийство случилось в мой день рождения. Поэтому — и по некоторым другим деталям — я заподозрил в убийце своего брата Диогена. Потом я вроде бы получил подтверждение этой догадки, сравнив ДНК убийцы со своей и выяснив, что они очень похожи. Похожи, как бывает у родных братьев.