Этна - читать онлайн книгу. Автор: Мастер Чэнь cтр.№ 20

Триста семьдесят две тысячи долларов.

Это же какая-то шутка.

И не верил, пока не положил благополучно первую порцию в банк. Я всё думал, что кассирша начнет перебирать эти зеленые бумажки, потом посмотрит на меня… Даже не вставляя их, по одной штуке, в свои детекторные приборы с мистическим голубым светом…

Конечно, сначала всё пошло легко и бодро — мне показалось, что если хочется иметь круглую цифру, то две тысячи как-то мешают. Потом — что мешают двадцать две тысячи. Но дальше начались новые игры. Пластиковые карточки. Паевые фонды. Проценты.

И уже в Испании — еще до того, как я начал всерьез зарабатывать на своих винных колонках — я неожиданно обнаружил, что гордо владею всё теми же тремястами пятьюдесятью тысячами. Но евро.

Я хорошо знаю, что никто в нашем сицилийском хозяйстве, скорее всего, не присматривается к тому или иному домику где-нибудь в Таормине с такими же мыслями, что и я: «а ведь у меня на него хватит денег».

Альфредо, кажется, о чем-то догадывается. Он сам не очень бедный человек и по всяким мелким особенностям моего поведения явно понимает, что я мог бы обходиться и без зарплаты. Кстати, небольшой — всего две тысячи двести. Правда, тут еще бесплатный домик, бесплатный «мерседес» (пусть из породы карликов) и масса вкусной еды, которую при такой работе… Ну, с гостями же я за один стол регулярно сажусь, в качестве их сопровождающего, и в свои московские дни я эту статью экономии очень даже замечал бы — такие были дни. А сейчас мне все равно.

Но это не все. Дело в том, что у меня уже не триста пятьдесят тысяч. У меня гораздо больше.

Тут есть история, называемая не очень переводимым французским термином «ан-примёр».

* * *

Самое смешное, что это очень простая штука. Суть ее в том, что если ты купишь, например, на 150 евро вина, которое только-только выпущено в продажу, и купишь прямо с виноградника, то пить ты его все равно не будешь. Оно должно полежать у тебя в погребе, в темноте и при одинаковой температуре, минимум два года. Лучше три, тогда это будет настоящее вино. Но если бы после этих трех лет ты купил его же, но в магазине, то стоило бы оно уже, допустим, 300–400 евро. То есть оно выросло в цене у тебя в погребе, просто лежа там. И дальше будет еще долго дорожать. Хорошее бордо, между прочим, имеет потенциал выдержки лет в тридцать. Бывает и сто. И это уже будет далеко не 400 евро.

Вот, собственно, и всё.

Прочее — подробности. Правда, их чертова туча, этих подробностей.

Они в том числе и таковы, что не каждый сможет лично продать вино из своего погреба, ведь откуда покупателю знать, была ли там постоянная температура. То есть кто-то может — на аукционе, но только будучи коллекционером с репутацией. И многие коллекционеры на этом зарабатывают, но…

Всё началось в 1982 году — в Бордо случился урожай, который Роберт Паркер, ныне ужасный и могучий винный критик, назвал великим вопреки всем прочим коллегам. И случилось так, что соотечественники-американцы ему поверили, скупив — наугад, заранее, до розлива, то есть ан-примёр — бордосские вина в неумеренных количествах. И на этом получили дикие деньги, потому что 82-й и правда оказался великим.

С этого момента отсчитываются два события: Паркер стал ужасным и могучим, и еще родились винные фьючерсы. Целая индустрия, в которую умные люди вкладывают, по всему миру, до восьми миллиардов евро в год.

Им не нужно покупать вино как таковое — его купят у бордосских негоциантов сразу, ан-примёр, винные инвестиционные фонды. Они же потом и продадут. Вам вообще не надо этого вина видеть, вам достаточно получить финансовое обязательство фонда.

Вся их орава помещается, конечно же, в Лондоне. Какие-нибудь братья Берри, которые уже триста лет на винном рынке. Очень грамотно умеют распускать слухи и наводить прочий пиар на плетень, поднимая цены своих стоков. Еще десятка два компаний. Есть куртье и куртажные компании, то есть оценщики, маркетологи и прочие.

Они, все вместе, стоят денег. Фонд берет себе 20 % твоей прибыли. Ты получаешь в итоге 12 % в год. С гарантией, потому что фонды фактически работают только с двадцатью бордосскими шато, цены на вино которых — яснее ясного (и за это мы все не любим лягушей). Это неизменно растущая валюта. Особенно с учетом того, что с каждым годом после урожая вино набирает силу, но его в продаже всё меньше. Вино ведь, как ни странно, еще и пьют…

Но 12 % — это просто. А вот как насчет побольше? Как придумать, чтобы всё стало еще интереснее? И почему бы этого не сделать мне самому? Я же все-таки не чужой для индустрии человек. Я в ней, мягко говоря, что-то понимаю.

Весной 2007 года, когда я сдал большую часть своих денег в один не очень широко известный винный фонд, работающий там мой хороший знакомый (португалец, на почве чего мы с ним и договорились на его родном языке) все-таки переспросил меня:

— Сеньор Рокотофф, вы и правда хотите это сделать?

Дело в том, что мы с ним договорились о не очень стандартном, экспериментальном, рисковом пакете вин. То есть, конечно, да — в основном бордосские шато, куда же денешься. А риск — это вдобавок найти никому особо не известные сегодня вина, которые имеют хороший шанс вырасти в цене за короткий срок выше любых безумных ожиданий. Выше всяких бордо. Такое бывало. Но как это сделать? Для этого надо очень хорошо знать рынок — или знать кое-что еще.

Например, что скоро на рынке появится абсолютно новое великое вино.

«Вы сволочь, Альфредо», — мысленно сказал я ему, узнав, что оптовая цена на бутылку только что продегустированной нами «Этны» — четыре евро. Нет чтобы один-два.

В итоге среди прочих выбранных мною экспериментальных вин где-то в нашем погребе — да, да, здесь — стоит закупленная лондонским фондом на мои деньги небольшая пирамида коробок вина, которое уже сейчас знаменито. А ходящие в Лондоне неясные слухи о том, что один профессиональный винный критик включил их в некий экспериментальный ан-примёрный пакет, конечно, добавляют ситуации остроты. И Альфредо, кстати, уже через пару месяцев начал продавать «Этну» по пять евро. Более того, дальше он начал ее вдобавок и придерживать, создавать искусственный ажиотаж. Хотя вину всего год, то есть его почти что еще нет.

А еще мы имеем тут известный факт, что бутылка вина первого урожая, каким бы он ни был, всегда предмет для коллекционеров. Поскольку первый урожай имеет тенденцию как-то быстро исчезать.

Самое забавное в том, что даже если бы у меня был консервативный выбор вин, всё и так было бы отлично — с моей инвестицией с самого начала стали происходить веселые события. Ладно еще, что весной 2007-го ан-примёрные лондонцы буквально смели «голубые фишки», они же «золотые шато», пока виноград еще был на лозе. Но дальше индекс просто сошел с ума.

Индекс называется Liv-ex. И он сразу после моей покупки рванул вверх; и он немножко просел; и опять двинулся вверх; и уже сейчас — в 2008-м — взбесился и не может остановиться.