Зимняя сказка - читать онлайн книгу. Автор: Марк Хелприн cтр.№ 113

– Мне, пожалуйста, пяток испанских яиц, – говорил он с прононсом уроженца Мэдисон-сквер. – Три слегка, два чуток и одно вкрутую. Что-что? В чем дело? Коту бы так. Ты знаешь, что такое кот? Скажу тебе, но только тихо-тихо. Не будь его, и одинокие женщины не разговаривали бы сами с собой. Вот так-то. И на буксир. На завтрак я всегда заказываю бананы. Какой же это завтрак, если нет бананов? Несите, несите! Хотя нет. Постойте. Уж лучше я возьму лепешечку. И на буксир. Я бедный, это правда. Я один из тех, о ком никто ничего не знает, но этот город принадлежит мне. Тогда почему же, скажите на милость, я ничего в нем не нахожу? Кто знает, быть может, его или меня попросту нет? Нет-нет, так не бывает. Что это за баптистская церковь, если у нее нет школьного автобуса? Говори что хочешь, весельчак. Ты прямо как Шалтай-Болтай. Мне нравится твое терпение, но сам я устаю от разговоров. Уж ты меня прости. Мне бы туда, в золотистый туман. И на буксир… Ладно-ладно. Уговорили. Меняю свой заказ. Обезьяний хлеб, горячую ливерную колбасу, кокосовые орехи и морскую пену. Вот это, я скажу вам, завтрак! Вы понимаете, о чем я? Я хотел бы… Хотел… Я и сам ничего не понимаю. Но я не сдаюсь, вы слышите? Не сдаюсь! И силы у меня еще остались. Вы бы знали, как это трудно…

Он мог нести подобный бред часами. Он говорил все быстрее и быстрее, пока не раскалялся добела, нес околесицу, чего-то требовал, стучал кулаком по столу и выражал недовольство состоянием дел в мире. Прежде же здесь царила справедливость. Да-да, но она была слишком высока и сложна для нынешних пигмеев. Вы не можете понять ее, не поняв красоты, потому что она прекрасна.

Никто не спорил с ним, и никто не боялся его, хотя он находился совсем не в ресторане и разговаривал не с поварами и не с официантами. Он мог часами стоять на пустой автостоянке, разговаривая с почтовым ящиком. Если случайный прохожий хотел опустить в ящик письмо, Питер Лейк на какое-то время замолкал, прерывая свои диатрибы, и с улыбкой наблюдал за действиями незнакомца. Стоило последнему отойти, как он тут же приступал к почтовому ящику с расспросами:

– Кто это был? Ты его знаешь? И часто он здесь бывает?

С наступлением темноты, томимый жаждой и голодом, он шел на Таймс-сквер, с тем чтобы выпить там стаканчик сока папайи, который он любил помимо прочего и за то, что само это действо делало его похожим на других горожан, будь они бизнесменами или сиделками. Идя по улице, он говорил так складно, что его талантам могли бы позавидовать и профессиональные зазывалы. Нечего и говорить, что подобная привычка, так же как и обыкновение подолгу беседовать с почтовыми ящиками, газовыми баллонами и мотоциклетными колясками, отнюдь не способствовала укреплению его репутации. Впрочем, в Нью-Йорке это никого особенно не интересовало.

– Мне большую папайю. Мне большую папайю. Мне большую папайю.

Он мог повторить эту фразу тысячу раз и забыть о своем желании в самый последний момент, когда он уже стоял возле стойки бара.

– Чем могу служить? – вежливо спрашивал у него продавец.

На этот вопрос Питер Лейк обычно отвечал смехом, хихиканьем и стонами, с которыми он не мог совладать до той поры, пока не оказывался в трущобах, куда он приходил для того, чтобы отдохнуть на угольной куче в подвале какого-нибудь дома.

Поздно ночью, когда улицы становились пустынными, а октябрьская луна уже была готова скрыться за пенсильванскими лесами, Питер Лейк внезапно просыпался от ужаса. Ему казалось, что за ним крадутся трое или четверо дюжих бандитов, собиравшихся предать его страшным пыткам. Они могли испугаться разве что его безумия, но в подобные минуты он как на грех чувствовал себя настолько здоровым, что казался себе дипломатом, корпящим над своими мемуарами в пригороде Бостона.

– Господа! – выкрикивал он, чувствуя, как чьи-то могучие руки поднимают его с угольной кучи.

Его враги были сильны, словно олимпийские тяжелоатлеты, однако он не видел их ног и не слышал дыхания, что заставляло его усомниться в их реальности. Когда же он пытался оглянуться назад и обратиться к своим мучителям, некая неведомая сила швыряла его так, что он со свистом отлетал к дальней стене и, пробив ее насквозь, попадал в соседние подвалы, а пролетев их, оказывался в толще земли, перемежавшейся с другими бесконечными подвалами, цистернами, туннелями, колодцами и, наконец, могилами, после чего начиналось его путешествие по всем кладбищам мира. Хотя они мелькали перед ним с такой быстротой, что казались сплошным туннелем, он видел каждую из могил в отдельности и обращал внимание на выражение лиц и погребальные одежды тех, кто был похоронен недавно.

Он успевал разглядеть детали, хотя чужие жизни и судьбы мелькали перед его внутренним взором с неимоверной быстротой. Покойники лежали в разных позах. Одни уже обратились в прах, от других остались лишь светящиеся желтоватые скелеты, которых так боятся дети. Некоторые из них сжимали в руках монетки и амулеты, других хоронили с иконами, фотографиями, газетными вырезками, книгами и цветами. Одни были завернуты в погребальные саваны, другие в ковры. Одни лежали в гробах, другие – и таких было куда больше – в земле, одни – в цинковых ящиках, другие – в братских могилах. Цепи, веревки и шейные кандалы перемежались с жемчугами и золотом. Он видел всех: детей, воинов, продолжавших сжимать в руках свои мечи, мирно отошедших ученых и слуг в красных колпаках. Они проходили мимо него бесконечными легионами, бородатые и беззубые, смеющиеся и безумные, улыбающиеся и встревоженные, мудрецы и простаки, он же смотрел на них, не испытывая никаких эмоций, словно был рабочим, занятым выполнением привычной работы.

В один из особенно светлых и погожих октябрьских дней Вирджиния оказалась на углу Пятьдесят седьмой улицы. Она возвращалась с набережной реки, где собиралась взять интервью у известного политического эмигранта, так и не пришедшего на эту встречу, поскольку тот был похищен со своего судна и отправлен прямиком в Вашингтон. Дома ее еще не ждали, и она решила побродить по магазинам Пятой авеню, хотя Эбби, плохо переносившая перепады погоды, в этот день чувствовала себя неважно.

Вирджиния, которая была высокого роста даже для Геймли и носила одежду больших размеров, хотела подыскать себе достаточно изящное и теплое (по меркам Кохирайса) зимнее пальто. Она не видела матери вот уже много лет. И Вирджиния, и Хардести понимали, что добраться до Кохирайса им будет непросто. Если б они могли добраться до городка, Хардести стал бы фермером и катался зимой на лыжах, буерах и коньках по озеру, переезжая из деревни в деревню и из гостиницы в гостиницу. Супруги Марратта планировали отправиться на озеро в декабре или в январе. Они закутали бы детей в шерсть, пух и меха и сели бы на поезд, отправлявшийся ранним утром, когда в холодном воздухе все еще стоят столбы дыма, похожие на владельцев похоронных бюро, поджидающих своих клиентов возле церкви. Во всяком случае, таковы были их планы. Но поскольку они планировали поездку вот уже несколько лет, планы эти казались им несбыточными. Каждую зиму они собирались съездить в Кохирайс, но те или иные непредвиденные обстоятельства снова и снова заставляли их откладывать поездку.