– Так тебе Надька Сарафанова нужна? – обрадовалась старуха. – Так бы сразу и говорила! Этой беде я помогу, Надежду знаю. Значит, сейчас выйдешь и пойдешь все прямо, потом свернешь налево у магазина. Там еще будет дом недостроенный, так тебе туда не надо, ты в следующий проход иди, а там третий дом от угла, с флюгером, это и будет Сарафановых дом!
Я немного обалдела – значит, Надежда Сарафанова жива? Может, не та Надежда? Или та, утонувшая двадцать лет назад, была вовсе не Надеждой Сарафановой? В любом случае надо идти и поговорить.
– Нет-нет! – Старуха замахала руками. – Не надо мне денег, я ничего не сделала!
– Ну, хоть шоколадку возьмите, чаю попьете!
– Это – ладно, – согласилась старуха, – за твое здоровье.
Я вышла во двор. Погода стояла отличная, майское солнце грело, как в разгаре лета, на клумбе перед главным входом ровными рядами алели тюльпаны.
Вдруг из-за одноэтажной пристройки вынырнул кривоногий человек неопределенного возраста, в выцветшем ватнике и кирзовых сапогах. Он замахал руками, чтобы привлечь мое внимание. Я сделала к нему несколько шагов и спросила:
– Это вы мне сигналите?
– Ага, те… тебе, до… дочка! – проговорил он, сильно заикаясь. – Я те… тебе что скажу!..
Вслед за ним из-за той же пристройки выглянула озабоченная женщина средних лет в белом крахмальном халате. Недовольно оглядевшись, она окликнула:
– Кузнецов! Где тебя черти носят? Я тебе еще утром велела ящики от котельной убрать! Там скоро транспорт подъедет, а встать некуда! Весь проезд ящиками завален! За что мы тебе деньги платим? Кузнецов, чтобы сей же момент…
Дядька в ватнике испуганно обернулся и забормотал:
– Чичас, Вериванна! Бу… буквально через ми… минутую все приберу! Вы и гла… глазом моргнуть не успеете!
– Через «минутую»! – передразнила его женщина. – Давай быстро, пока Павел Сергеевич не увидел, а то сам знаешь, вылетишь ты с нашей ведомости на счет раз!
– Чичас, Вериванна! – повторил злополучный Кузнецов и быстро прошептал, перестав заикаться: – Приходи, дочка, ко мне через час или через полтора, я тебе важное расскажу!
– Насчет чего? – спросила я удивленно.
– Насчет того, чем ты интересуешься! Я ведь давно в этой больнице работаю, все помню, так что ты приходи, не сомневайся… – и он кинулся к флигелю, шустро переставляя кривые ноги.
– Да куда приходить-то? – спросила я вдогонку.
Он обернулся и ответил:
– Туда, к ко… котельной, я там и живу!
Дом Сарафановых я нашла без труда, старуха описала все точно. Дом был большой, недавно покрашенный яркой желтой краской, так что солнце играло на вагонке и чисто вымытых окнах. К дому вела аккуратно выметенная дорожка, вымощенная осколками кирпича. Вдоль дорожки росли желтые нарциссы. За домом виднелись фруктовые деревья, яблони еще в бутонах, вдоль забора непроходимой стеной стояли кусты. Небольшая лужайка перед домом была покрыта желтыми одуванчиками.
Мне представилось, как после нарциссов расцветут на участке желтые тюльпаны, а вон там, у забора, вырастут подсолнухи, и в огороде будут радовать глаз цветы тыквы, потом распустятся золотые шары, и так все лето участок будет полыхать разными оттенками желтого и оттого казаться солнечным и праздничным.
Кусты шевельнулись, и на тропинку вышел большой рыжий пес, как видно, все здесь было выдержано в одной цветовой гамме. Пес потянулся и зевнул с подвыванием, потом почесался и прошел мимо, не обратив на меня ни малейшего внимания.
– Хозяева, дома ли? – крикнула я в пространство, сообразив, что веду себя неприлично – вошла без приглашения.
Никто не ответил. Крыльцо было новое, с красивыми резными столбиками, на ступеньках лежал чистый половик. Я помедлила – все же нехорошо входить в дом незваной. Тут дверь тихонечко приоткрылась, и в щелочку протиснулся кот. Котяра был рыжий, огромный и пушистый – правильно, другим в этом доме не место.
Котяра сладко потянулся и поглядел на меня вопросительно.
– Мне бы хозяев… – промямлила я.
Кот сел, подобрав под себя лапы, и посмотрел строго – слушаю вас, что хотели? Ясно, что считает себя хозяином.
Я наклонилась, чтобы почесать его за ухом, и тут услышала за домом голоса. Кто-то пел колыбельную:
– Баю-баю-баиньки,
Купим дочке валенки,
Наденем на ноженьки,
Пустим по дороженьке…
Радио, что ли, работает? Я оставила кота и заглянула за угол. Кот тут же прыгнул с крыльца на завалинку.
– Будем валенки носить,
В темный лес гулять ходить, —
пел женский голос.
Нет, пожалуй, не радио.
За домом шла дорожка в глубь участка к бане. Кот пропустил меня вперед, а сам спрыгнул с завалинки и пошел сзади, чтобы не выпускать меня из виду. Как видно, в этом доме он выполнял охранные функции вместо барбоса-пофигиста.
Сквозь негустые еще заросли малины я увидела женщину, что сидела на лавочке, она качала детскую коляску и пела:
– А как в темном во лесу
Встретим рыжую лису…
Ну, ясное дело, рыжую, какую же еще? Тут все рыжее. Я вышла из кустов и едва не зажмурилась. Волосы у женщины были ярко-рыжие, причем такого оттенка, что сразу становилось ясно – ни о какой краске не могло тут быть и речи. Услышав шорох, женщина подняла голову и заслонилась веснушчатой рукой от солнца.
– Здравствуйте, – сказала я, подходя, – я Надежду Сарафанову ищу. Тетя Дуся ваш дом указала.
– Это из больницы, что ли? – нахмурилась женщина. – Ну, я так и знала… Опять по мою душу…
– Опять? – Я присела на лавочку без приглашения. – Значит, Надя здесь была?
– А вы кто? – Женщина смотрела настороженно, глаза ее были бледно-голубые, как небо зимой.
– Меня Василисой зовут, я Надю разыскиваю, она пропала. Отец ее из деревни приехал, да, как назло, под машину попал. Лежит в больнице со сломанными ногами, встать не может. Вот, меня просил хоть какой след Надин отыскать.
Коляска неожиданно заходила ходуном и взорвалась оглушительным криком. Надежда зашикала и затрясла ее. Ребенок утих.
Я прислонилась к теплой стене бани, оттуда доносился гром тазов и шум льющейся воды.
Я шепотом поведала Надежде, как встретилась с Егором Ивановичем, как рассказал он мне свою историю, как ходила я к его, с позволения сказать, родне, как узнала, что Надя собиралась в Зареченск.
– Вот, значит, как… – Надежда машинально покачивала коляску, – вот, значит, как дело обернулось. Говорила я ей – не надо ничего узнавать. Не послушалась она, значит…
– Нельзя ли поподробнее? – взмолилась я. – Может, след какой отыщется…
– Ну что, было это недели три назад, аккурат перед майскими праздниками, я как раз кусты окапывала. Слышу – зовет меня кто-то. Смотрю – девушка стоит за забором. Как я на нее глянула – так и поняла, что кончилась моя спокойная жизнь. Без малого двадцать лет про это помнила. То есть не то чтобы каждый день вспоминала, но и не забывала. А тогда, перед майскими-то, все в голове всплыло. Потому что девушка та, Надя, – копия своей матери Лизаветы была.