– Аки пчела, – сухо кивнула я.
– Знаешь, Света, Татьяна Александровна – удивительный человек, – продолжала тараторить Сретенская, – как я ни приду – она постоянно работает. И так у нее это хорошо получается, сразу видно, что человек на своем месте! А алиби моего мужа все-таки фальшивое, – резко перекинулась в другую степь Виолетта. – Вы бы проверили его еще раз, Татьяна Александровна.
– А у вас самой-то алиби есть? – недружелюбно процедил Барсуков. – Что это вы все на мужа стрелки переводите? Что-то уж больно рьяно.
Виолетта от неожиданности округлила глаза, потом развела руками и со вздохом бросила:
– Безобразие!
– И в самом деле, Виолетта Михайловна, – вмешалась я. – Вы вот мужа обвиняете, а как у вас дело обстоит с алиби? Раз уж я проверяю всех, значит, и вас.
– Я была дома! – воскликнула Виолетта.
– Это правда, – с серьезным видом произнесла Платонова. – Я могу это подтвердить, если хотите, официально. Я приезжала к ней и даже оставалась ночевать как раз в ту ночь.
– Как раз в ту, – недоверчиво покосился на обеих женщин Барсуков. – Понятно.
Было видно, что он со скепсисом относится к словам Виолетты и Светланы. Тем не менее больше он ничего не сказал по этому поводу. Более того, он решительно встал и произнес:
– Мне пора.
Однако я жестом попросила его остаться.
– В ту ночь – это когда? – уточнила я.
– С восьмого на девятое марта, – ответила Платонова. – Мы вместе отмечали праздник…
– Да, вот так приходится двум молодым женщинам отмечать свой праздник, – манерно вздохнула Виолетта. – Вдвоем, совсем одним, без мужского внимания. Ах, куда же в наше время подевались настоящие мужчины?
Я решила, что пора прекратить этот бред.
– Виолетта Михайловна, давайте-ка лучше поговорим о вас, – твердо начала я.
– Давайте! – тут же охотно согласилась тоскующая по мужскому вниманию Сретенская.
– В первую очередь меня интересует, по какому праву вы третировали Маргариту Серебрякову? – я в упор взглянула на Сретенскую, и Барсуков теперь посмотрел на нее с удивлением и интересом.
– Я? – в замешательстве переспросила Виолетта.
– Вы, вы, – подтвердила я. – Все эти ваши дохлые крысы, проколотое колесо и прочая мерзость. Только не пытайтесь отрицать свою вину, она очевидна. И я легко могу это доказать.
Глаза Виолетты забегали, потом она опустила взгляд в пол.
– Просто эта женщина хотела иметь то, чего не заслужила, – скороговоркой пробормотала она.
– А ты, оказывается, та еще штучка! – неприязненно произнес Барсуков.
Виолетта открыла было рот, но тут я продолжила:
– Так вот, Виолетта Михайловна, все эти действия расцениваются как хулиганство и наказываются по закону.
– Ах, боже мой, у этой женщины совсем нет чувства юмора! – воскликнула Виолетта, воздев руки к потолку. – Ну почему меня окружают одни серые личности! Я имею в виду Маргариту, – тут же пояснила она.
– Прекратите паясничать, – сухо одернула ее я. – Но это еще не самое страшное. Ваше письмо с угрозами в адрес Маргариты – а написано оно вами, – это уже не хулиганство, а уголовное дело. И за это светит реальный срок.
Светлана Платонова с изумлением и недоверием поглядывала на свою подругу. Видимо, для нее выходки Виолетты оказались откровением.
– Я никого не собиралась убивать! – вскричала Виолетта. – Это была просто шутка!
– А вот суду так не покажется, – покачала я головой.
– Ах, боже мой, какой суд! За что меня судить? За то, что я хотела быть счастливой?
– Не те пути вы выбрали для счастья, – отрезала я. – Одним словом, все вещественные доказательства вашей вины у меня собраны. И если вы попытаетесь и дальше третировать Маргариту, они отправятся прямиком в прокуратуру! А то вы совсем обнаглели от безнаказанности!
– А я, в случае чего… – Барсуков сжал кулаки и двинулся в сторону Виолетты, но я остановила его.
Сретенская вскрикнула и опрометью бросилась к входной двери. Светлана Платонова, пару секунд потоптавшись в замешательстве, прошептала: «Извините» – и кинулась за своей подругой.
Оставшись вдвоем с Борисом, мы некоторое время помолчали. Наконец Барсуков проговорил:
– А у такой… На что угодно дури хватит. Даже на убийство.
– Вряд ли, – задумчиво возразила я. – Подруга же подтвердила ее алиби.
Скептическое хмыканье Бориса откровенно свидетельствовало о его недоверии ко всяким подругам.
– К тому же Сретенская искренне убивалась после смерти Курилова, – добавила я. – Это было видно невооруженным глазом.
Борис снова помолчал, затем поднялся:
– Я все же пойду. Надеюсь, что помог, – произнес он.
И, попрощавшись со мной, вышел из квартиры.
Я же, оставшись одна, облегченно вздохнула, сварила кофе и удобно расположилась с чашкой в кресле. Наконец-то я могла спокойно подумать относительно того, какие новости принес этот день.
Одним из полезных моментов во всей этой кутерьме был разговор с Борисом. Он сообщил очень важную вещь – фамилию финки Эли.
В принципе, визит Виолетты тоже кое-что прояснил – ее алиби. Но сейчас это волновало меня куда меньше, чем то, что я узнала, посетив с утра хоккейный клуб «Метеор».
* * *
А на базе в Октябрьском ущелье меня поначалу ожидал не очень приветливый прием. Справившись у охраны, где можно найти Валерия Васильевича Плотникова, я прошла через двор и зашла внутрь двухэтажного здания. Пройдя по коридору, нашла дверь с табличкой «Начальник команды», а открыв ее, увидела сидящего за столом плотного, мордастого мужчину лет пятидесяти.
– Здравствуйте, – поздоровалась я. – Я к вам по поводу Анте Туоралайнена.
На лице мужчины отразилось недовольство.
– Вы из редакции, что ли? – спросил он небрежным тоном.
– С чего вы взяли? – вопросом на вопрос ответила я, проходя внутрь кабинета.
– Потому что насчет Туоралайнена у нас интересуются газетчики и фанатки. На фанатку вы вроде не похожи, а вот журналисткой…
– Нет, я не журналистка. Я от Андрея Александровича Мельникова. Помните такого?
Плотников нахмурил брови и наморщил лоб, стараясь вспомнить.
– Подполковник Мельников из управления внутренних дел, – подсказала ему я.
– Вот как? – оживился, но в то же время насторожился хоккейный босс. – А… что случилось?
– Есть один разговор.
Плотников чуть подумал и, изобразив на лице сдержанное радушие, указал мне на кресло.
– Так что же все-таки случилось? – сцепив руки в замок, взглянул он мне в глаза, когда я села.