Красиво жить не запретишь - читать онлайн книгу. Автор: Марина Серова cтр.№ 34

— Здрасте, — я не нашла ничего лучше, как поздороваться.

— Подойди, — прохрипел он.

Я подошла. И выпустила из своего поля зрения Никуленко. Не совсем, правда, выпустила — краем глаза успела заметить резкое движение слева. Я хотела тут же послать Никуленко в нокаут хуком левой руки, но, когда я замахнулась, в ней что-то хрустнуло, и сильно заныла моя больная ключица. В тот же миг удар по голове бросил меня на пол. Кровь сразу залила мне лицо.

«Чем это он?» — подумала я сквозь дурман.

Открыла глаза, сморгнула с них красную пелену — надо мной наклонился Никуленко, на правом его кулаке была намотана цепочка со Стасовой двери. Массивная, надо сказать, цепочка. Неужто специально для меня ее сорвал? Честь какая! Никуленко задрал на мне свитер и выхватил из-за пояса револьвер. Упер мне дуло в лоб и спустил курок. Как этого и следовало ожидать, выстрела не последовало — револьвер-то у меня был без патронов. Никуленко посмотрел в барабан и выругался. Я и не подозревала, что он знает такие слова. Он отбросил револьвер в дальний угол комнаты и повернулся ко мне. Снова замахнулся кулаком, вооруженным цепочкой. Я была слишком сильно оглушена, чтобы сопротивляться.

Удар в лицо.

Теперь кровь потекла у меня из носа и изо рта. Я попыталась встать, но Никуленко толкнул меня ногой обратно. Я выплюнула кровавую слюну и выругалась. Ожидая нового удара, я закрыла глаза. Взял бы, что ли, чего-нибудь потяжелее. Чтобы убить меня сподручнее было и скорее. Да хоть бы и мой револьвер поднял.

Что-то он, правда, медлит. Ох, дура я какая! Пошла за ним, как телец на заклание. Телочка.

Я с трудом открыла глаза — Никуленко отошел от меня. Он о чем-то разговаривал с мужиком на диване. В ушах у меня звенело немилосердно, я почти теряла сознание и поэтому из их разговора поняла очень мало — кажется, мужик о чем-то просил Никуленко, тот отказывался.

«Мне верить нельзя», — вспомнила я слова Никуленко. Как предупреждал. А может, и в самом деле предупреждал?

С огромными усилиями, держась за стенку, я поднялась на ноги. Покачнулась, но все-таки устояла.

Они смотрели на меня. Молча.

«Что же вы, Григорий Львович, на женщину-то руку подняли? А еще интеллигент! Говорили, не преступник», — хотела я сказать, но язык мой не ворочался и у меня получилось только лишь несвязное бормотание:

— Григорий… жен… щину…

Откуда-то изнутри взметнулось у меня горячее желание жить. Наверное, если бы я смогла, я бы заплакала.

— Давай кончай ее, — прохрипел усатый с дивана.

Как мне показалось, главным здесь был он. Я была почти уверена, что это — Чумак.

— Вы и сами можете, — бросил Никуленко и отвернулся.

У него что, проснулись чувства какие-то, что ли?

Сбоку от меня, напротив дивана, стоял шкаф с парадной Стасовой посудой. Со стеклянными дверцами и зеркалом внутри. Сервант, что ли, он называется? Я переползла по стенке к нему и навалилась всей тяжестью, чтобы не упасть.

Никуленко так и стоял спиной ко мне, словно чего-то ждал. Усатый отнял одну свою руку от живота и стал шарить ею у себя за спиной.

— Чу… Чумак? — выговорила я, глядя на него.

Изо рта у меня снова потекла кровь, и говорить дальше совсем не было никакой возможности.

Он тоже сплюнул кровью, прокашлялся и прохрипел:

— Он самый.

Я попыталась качнуть сервант, но он был такой тяжелый, что я сама чуть не упала.

Чудно как-то. Прямо как в гангстерских боевиках, только реальность, безусловно, лучше воспринимается. Вот он, тот самый мифический Чумак передо мной, а я никаких чувств не испытываю. Кроме страха смерти, конечно. Ну, наверное, так и должно быть — все же он главарь мафии. Пусть и провинциальной. А я его разглядеть даже толком не могу — мне кровь глаза заливает. Да и он особо бодрым не выглядит. Ну, и это тоже под законы жанра гангстерских фильмов подходит: финальная схватка плохого парня и хорошего парня. То есть не парня, конечно…

Я еще сильнее качнула сервант. Зазвенели стеклянные дверцы, какая-то утварь внутри попадала.

Чумак наконец нашел, что искал. Пистолет. Никуленко все стоял, отвернувшись. Он, кажется, еще и руки сложил на груди. Рисуется, что ли? Ну, ладно, мудозвоны, получайте. Я толкнула сервант изо всех своих сил, но, видимо, сил этих оставалось так мало, что сервант устоял, хотя внутри все падала посуда Стаса.

Чумак поднял пистолет и попытался прицелиться. Рука у него тряслась от сильного напряжения, дуло пистолета описывало круги перед моими глазами.

Он выстрелил.

Пуля вонзилась в стену высоко над моей головой. На меня посыпалась штукатурка. Я навалилась на сервант.

Давай, Татьяна Александровна, давай!

Чумак, наверное, догадался о моем замысле и сосредоточенно прищурился, целясь. Но выстрелить он не успел. Одна из ножек серванта подломилась, и, гремя посудой, все сооружение — прости, Стас! — рухнуло на Чумака. Я, не удержавшись на ногах, упала сверху, на деревянную заднюю стенку серванта.

Чумак страшно полузахрипел-полузакричал. Никуленко вскрикнул, обернулся и выбежал вон из комнаты.

Я лежала, тяжело дыша. Чумак уже не хрипел.

В кухне или в коридоре послышались какие-то крики и возня. Похоже на драку.

Я сползла с серванта, встала на корточки и заглянула под него. Чумаковский ствол лежал в полуметре от меня. Над ним с дивана свисала рука. С руки тонкой струйкой бежала кровь. Я взяла пистолет, поднялась на ноги и, шатаясь, вышла в коридор.

Никого.

Теперь шум раздавался из кухни. Держась за стенки, я побрела туда. Голова моя просто раскалывалась от боли. Интересно, Чумак помер или нет?

На кухне грянули два выстрела. Потом еще один.

«Ствол в духовке», — вспомнила я. Кто в кого стрелял?

Я прошла в кухню и утвердилась в дверном проеме, держа перед собой чумаковский пистолет обеими руками.

Возле опрокинутого стула со сломанными ножками лежал Стас. Он был жив и, хватаясь окровавленными руками за левый бок, пытался подняться. Никуленко с совершенно безумными глазами стоял у окна. Пальцы у него дрожали, пистолет в них так и прыгал. Он пытался направить его на меня, но руки его, видимо, совсем отказывались подчиняться. Карася не было. Скорее всего, он успел свалить.

Я посмотрела под ноги. Никуленковский наркоманский школьный пенал валялся на полу, его содержимое было рассыпано по всей кухне — разбитые и раздавленные шприцы, ампулы, какие-то склянки.

Никуленко пошлепал губами, хотел что-то сказать, но вместо этого у него получился протяжный вой.

На полу стонал Стас.

Я почувствовала, что сама начинаю сходить с ума. И, чтобы освободиться от этого, я направила пистолет на Никуленко и раз за разом стала нажимать на курок. Выстрелов я не слышала.