Купель Офелии - читать онлайн книгу. Автор: Мария Брикер cтр.№ 13

Дверь никто не открыл. Терехин потоптался на лестничной клетке, в отместку напрудонил на бабкин половичок и с чувством выполненного долга собирался отчалить. В этот момент из квартиры послышались старческое кряхтение и стоны. Николай Васильевич слегка протрезвел, вызвал «Скорую» и спасателей.

Вскрыли дверь, бабку в тяжелом состоянии транспортировали в больницу с диагнозом перелом бедра, двух ребер и ключицы – несчастная поправляла карниз и грохнулась со стремянки. Умирать Софья Никитична, однако, не планировала, мириться с родственниками тоже. Испытав к Ваньке внезапное благоговение, как к спасителю и мессии, она предложила сделку: Терехин станет ее сиделкой, а в благодарность она отпишет ему квартиру. Ванька пригорюнился. Предложение казалось заманчивым – слоняться по чужим углам и общагам надоело до зубовного скрежета, но ухаживать за лежачей больной, к тому же за столь вредной старухой, дело хлопотное и опасное. Опасное, потому как Ваньке отчаянно не хотелось брать на душу грех. Он успел тесно пообщаться с бабкой от силы неделю, а внутри все звенело от раздражения. Терехин опасался сорваться и бабку прибить. В мозгу Николая Васильевича то и дело воскресали трагедии Шекспира. Софья Никитична живописно представлялась ему в ролях мертвых Офелии и Дездемоны. Не дай бог, нервы сдадут после очередного закидона подопечной. Что тогда? Размышляя о последствиях, Николай Васильевич переключал воображение с Шекспира на Достоевского.

Переживаниями Терехин терзался неделю, пока мамуля не помогла принять решение, насев на сына нехилым стопятидесятикилограммовым авторитетом и внушив, что другой перспективы обзавестись собственным жильем в столице ему никогда не представится. Мамуля также пообещала в случае чего приехать на помощь. И Ванька сдался, настроился на патронаж. Но ухаживать за старушенцией не пришлось: буквально на следующий день после того, как в больнице побывал нотариус и была оформлена сделка, Софья Никитична скончалась от сердечной недостаточности. Это было так странно! От ощущения, которое Ванька испытал в тот миг, когда узнал о кончине бабки, ему до сих пор делалось не по себе. Радость была настолько сильна и неуправляема, что, опомнившись, Терехин расплакался от омерзения. Человек умер, а он испытывает облегчение и счастье только потому, что не пришлось выносить горшки, менять грязное белье и смазывать мазями пролежни. Человек умер! Человек! Как страшен этот мир…

Человек умер, и Ванька стал законным владельцем просторной однокомнатной квартиры на Филях – с потолками в три метра, окошком между кухней и ванной, газовой колонкой, унитазом со сливом на цепочке и старомодными, выкрашенными белой масляной краской встроенными шкафами в прихожей. Разглядывая свои владения, Терехин кожей чувствовал, как переполняет его счастье. Однако он даже представить не мог, что ждет его впереди.

Узнав о завещании, родственники пришли в ярость и чуть не закопали несчастного парня по соседству со старухой. Угрозы, судебные тяжбы, клевета… Они пытались доказать незаконность сделки, невменяемость старухи на момент оформления завещания, даже обвиняли Терехина в убийстве Софьи Никитичны. С другой стороны его обрабатывала мама – чтобы не вздумал отказаться от квартиры. Поначалу Ванька чувствовал себя виноватым, что захапал чужое. Особенно было жалко дочь Софьи Никитичны. Немолодая, нервная, усохшая от жизненной безнадеги дама ютилась с мужем и детьми в малогабаритной хрущевке где-то на окраине города. Однако, прожив год, как в аду, познакомившись короче с близкими родственниками усопшей, Ванька так люто возненавидел все ее семейство, что перестал терзаться и успокоился. За квартиру он заплатил сполна испорченной кровушкой и нервами. К счастью, его наконец оставили в покое. Лишь изредка наведывался престарелый братец Софьи Никитичны. Визит происходил по одному сценарию: дед колошматил кулаками по дерматиновой обивке двери и обзывал Ваньку гадкими словами. Побузив минут десять, утихал и робко просил рублик на лекарство. Терехин выдавал ему пузырек медицинского спирта. Засим враждующие стороны мирно прощались.

Денег на ремонт у Ваньки не было, и в его апартаментах преобладала такая же революционная аскетичность, как и в собственном гардеробе. Старухину мебелишку Терехин почти всю выкинул, оставил лишь матерчатый торшер цвета фуксии, круглый стол с бархатной зеленой скатертью, пару потертых колченогих стульев да шкаф, вопящий мартовским котом в момент открытия дверцы. Особой гордостью Николая Васильевича была кровать с пружинным матрасом и кованой спинкой. Он выдвинул ложе на середину комнаты, как декорацию к авангардистской пьесе, под кровать для прикола поставил утку, прикупил кумачовое белье и не без успеха ронял на него офигевших от подобного креатива девушек. Обои в жилище Терехина тоже были авангардные: стены он обклеил старыми пожелтевшими газетами «Известия», «Правда», «Вечерка» и листками из журнала «Крокодил», кои нашлись во встроенном шкафу.

Шкаф был поистине волшебным. Помимо газет в нем Терехин обнаружил стратегический продуктовый запас на случай военных действий: заплесневелые крупы, мешок окаменевшей соли, отсыревшие спички, консервы и сухие пайки с пометкой «USA Army». Как у российской пенсионерки оказались пайки, которыми кормили американских солдат, для Ваньки навсегда осталось загадкой. По слухам, их, как помощь малоимущим, распределяли социальные службы еще в 90-х годах. Другие источники утверждали, что агитаторы одного из депутатов в Госдуму перед выборами пытались подкупить штатовскими консервами пенсионеров и малоимущих граждан. Выходило, ржал Терехин, что бывшая рьяная коммунистка Софья Никитична Бурмистрова продалась врагу, давясь макаронами с просроченной американской тушенкой. Он частенько представлял, как позже, когда станет богат и знаменит, расскажет журналистам светской хроники о своей романтической голодной молодости…

– Где? – сквозь зубы спросила Кристина, озираясь по сторонам, словно у него было десять комнат. И, прежде чем Терехин ответил, швырнула сумку на пол и бесцеремонно распахнула встроенный шкаф.

– Тебе не сюда! – Ванька за шкирку вытянул Кристину из встроенного шкафа в прихожей, взял под локоток и проводил к двери, расположенной рядом с кухней.

Готка вломилась в туалетную комнату и заперлась изнутри. Из-за двери послышались охи, вздохи и стоны.

– Бедняжка, – хмыкнул Терехин и поплелся в комнату.

Он включил музыку, чтобы не смущать девушку и самому не смущаться, достал со шкафа доисторический чемодан, обитый дерматином, и выудил из него заначку.

В комнату влетели Лукин – с румянцем от предвкушения скорой попойки, а за ним Хлебников – бледный и потный от хотения по нужде. Сеня завалился на Терехинскую кумачовую кровать, закинув ноги на высокую спинку, Пашка, пританцовывая, закружил вокруг.

– Ты, что ли, тоже слив объелся? – пошутил Лукин.

– Пирогов он объелся, сволочь прожорливая, – уточнил Ванька.

Затем сбегал на кухню за стаканами, штопором и американской просроченной тушенкой, той, что сохранилась еще от бывшей хозяйки дома. Он элегантно вскрыл банку, раздал всем вилки. Откупорили бутылку и разлили вино по стаканам. Молча выпили. Ванька снова разлил. Выпили.

Прошло пять минут.