– Добрый д-день, – пробормотала я. – Т-то есть утро.
– Вы, главное, не волнуйтесь, Танечка, – задушевно шепнут пират. Наклонился, отставив одну ногу в сторону, взял мою руку (сейчас отрубит ее саблей, в ужасе подумалось мне) и поцеловал ее, негодяй.
Я в совершенном остолбенении оглянулась на Охотника. Он стоял, пряча улыбку. Два моих отражения съежились в его черных очках.
– Мы с вами, Танюша, – продолжал флибустьер, – должны подружиться.
Все ясно, в разговоре со мной он временно спустил черный флаг с белым черепом и скрещенными костями. Я немного приободрилась.
– Видите ли… Я… То есть… Я хочу сказать… Ну, это…
Весь набор глупостей, которых обычному человеку хватило бы на целую неделю, разом сорвался с моего языка.
– Да вы садитесь, садитесь, – сказал Ипполит Сергеевич. Подвел меня к диванчику (кажется, это все-таки Людовик XV) и заставил опуститься на него.
Я села и вцепилась в колени руками. Ничего более путного мне в голову не пришло.
– Ты успел ее допросить? – более резким тоном, чем он говорил со мной, спросил Шарлахов у моего спутника.
– Нет. На нее уже вышел Калиновский, поэтому я решил, что лучше будет привезти ее сюда.
– Сволочь этот Калиновский, – вздохнул Ипполит. – И как он все успевает, а?
– Он мастер своего дела, – ответил Охотник сдержанно, однако в тоне его мелькнуло нечто вроде – нет, не восхищения, но, во всяком случае, уважения.
– Кто такой Калиновский? – вмешалась я. – Я уже не первый раз слышу это имя… а никто мне ничего не объясняет!
– Калиновский – мент, – Ипполит Сергеевич поморщился, словно надкусил гнилую грушу. – Мерзавец, каких свет не видел. Вам с ним лучше не общаться, Танечка.
– А почему он меня ищет?
– Расследует одно дело, – уклончиво ответил пират.
Какое дело? Если это убийство Алексея Шарлахова, почему моих собеседников так насторожила возможность того, что неведомый Калиновский может меня найти?
– Спасибо, Охотник, что нашел свидетеля, – сказал Ипполит Сергеевич. – Мы тут с Танюшей пообщаемся, а ты навести пока Славу. Деньги у него, как договаривались.
– Хорошо, – отозвался Охотник и удалился бесшумной походкой.
Мне показалось, ему не очень понравилось это упоминание о деньгах при мне, но я не сразу сообразила, что награда ему полагалась за то, что он отыскал меня.
– Я вижу, вы любите книги, – сказал Ипполит Сергеевич. Голос у него был мягкий, приятного тембра. Уютный. Располагающий к себе. Но, бог весть почему, я ему по-прежнему не верила.
– Э… да. – Я заставила себя оторвать взгляд от книжного шкафа и посмотрела пирату в лицо. Интересно, как он выглядит, если его раздеть? Наверняка у него впалая грудь и ноги короткие. Но главное все-таки не это. Главное – боюсь я его? Или все-таки нет?
– Представьте себе, я тоже. С самого детства.
Я не сразу сообразила, что он говорит о книгах.
– В самом деле? – промямлила я.
– Да. А вы, какие книги вы любите?
– Попробуйте угадать, – предложила я в порыве вдохновения.
Ипполит Сергеевич окинул меня задумчивым взором, потирая подбородок.
– Любовные романы? – наконец предположил он. Но не слишком уверенно.
– Мимо.
– Неужели детективы?
– Холодно.
– Слава богу, наконец-то мне повстречался человек, который не читает детективы, – с улыбкой заметил пират. – Ну так что же вы читаете? Я заинтригован!
– Книги об истории моды. И вообще все историческое. – Я улыбнулась ему в лицо. Наверное, улыбка на моих губах дергалась, как в предсмертной агонии.
– Это и в самом деле так интересно?
– Для меня – да.
– Что ж, тогда я вдвойне рад нашему знакомству. – Он вновь улыбнулся. Глаза его следили за мной, не отрываясь. – И хотя вы не любите детективы, нам все же придется найти общий язык. Ведь ситуация, в которую попали мы оба, вполне детективная. – Он говорил нарочито легким тоном, но я понимала, что эта легкость ему нелегко дается. – Совершено убийство. Вы – свидетель. Я хочу отыскать убийцу и воздать ему по заслугам. И вы можете мне в этом помочь.
Я расцепила руки. Откинулась на спинку дивана и мгновение подумала.
– Наверное, могу. Можно вопрос?
– Пожалуйста. – Глаза пирата слегка сузились.
– Это Гейнсборо? – Я кивнула на портрет герцогини.
– О, да вы знаток, – улыбнулся Шарлахов. – Да, это он.
– Просто в английской живописи очень мало художников, которых стоит знать, – объявила я. – А вторая картина чья?
– Гре… Нет, Грюн. Жюль Грюн
[9]
. Я повесил его в этой комнате, потому что его фамилия тоже начинается на букву Г.
Я вытаращила глаза. Честно говоря, такой принцип размещения картин попался мне впервые.
– По-вашему, полотна плохо сочетаются? – осведомился пират, пристально наблюдая за мной.
Зря я упустила из виду, что мой собеседник не то чтобы читал мысли – нет, просто жизнь в опасности и множество людей, с которыми ему волей-неволей приходилось пересекаться, выработали у него проницательность выше обычного. Я поторопилась сделать невинное лицо – хоть и отлично понимала, что уж кому-кому, а Татьяне Стрелицкой точно не удастся его провести.
– Меня смущает разница стилей, – сказала я, почти не покривив душой.
– Стиль – последнее, что меня заботит, – отозвался Шарлахов. – Главное для меня…
«Стоимость картины, – мысленно подсказала я. – Но ты, конечно, выразишь это иначе, не так в лоб».
– Чтобы вещь мне нравилась, – закончил мой собеседник. – Вообще я не поклонник Гейнсборо, но меня заинтересовала история изображенной им дамы.
Я оглянулась на герцогиню, которая, казалось, с живейшим интересом слушала наш разговор.
– А какая у нее может быть история?
– Это история человека, у которого было все, – ответил Шарлахов, улыбаясь одними глазами. – Молодость, красота, богатство, любимый муж, который души в ней не чаял, множество поклонников. Высокий титул, наконец, а в те времена это кое-что значило. Да что там кое-что – почти все. Она устраивала приемы, на которые надевала то платья из лепестков роз, то наряды из нитей драгоценных камней… Какие-то умопомрачительные празднества, куда были званы даже не все принцы, и попасть туда считалось великой честью. Особенно она любила одеваться богиней, знаете, на античный манер. – Я открыла было рот, чтобы сказать, что античные боги вообще-то не питали особой склонности к одежде, но посмотрела на вдохновенное лицо Шарлахова и решила промолчать. – Поэты наперебой посвящали ей поэмы и сонеты, она тратила деньги, не считая… могла позволить себе любые прихоти, любые безумства. Для нее в окрестностях Лондона муж велел построить в рекордные сроки какой-то фантастический замок, и этот замок, по-моему, существует до сих пор. Словом, весь мир был у ее ног.