– Бедный мой мизантроп… Что же мне с тобой делать?
Баронесса протянула руку, чтобы пригладить торчащие волосы сына. Александр исподлобья покосился на нее, и она, внезапно рассердившись, взъерошила ему волосы так, что те стали дыбом.
– Мама…
– Да ну тебя!
Амалия поднялась с места.
– У меня есть билеты в театр. Если хочешь, можешь пойти. Хоть развеешься.
– Нет, – твердо ответил Александр, приглаживая волосы. – Прости, не хочу. Французские пьесы глупы до неприличия, во всех на разные лады толкуется об адюльтере, как будто ничего, кроме этого, в жизни не существует. Хуже только русские пьесы, где персонажи истязают друг друга, сами толком не зная для чего.
Амалия пристально посмотрела на сына. Боже мой, до чего же он серьезен, просто оторопь берет! Интересно, когда это у него пройдет? И почему, из-за кого, в какой момент Саша заделался таким мизантропом? «Скорее всего, – смутно помыслила Амалия, – из-за женщины… И, как всегда случается в жизни, из-за такой, которая не стоит и его мизинца».
Баронесса как раз собиралась осторожно навести разговор на данную тему, как вдруг растворилась дверь и горничная доложила, что ее хочет видеть комиссар полиции.
Глава 3
Комиссар Папийон
Амалия хорошо знала этого грузного, широкоплечего человека с пышными усами и добродушной улыбкой, и он не первый раз был у нее дома. Но едва она сейчас увидела выражение его лица – не расслабленно-дружеское, как обычно, а замкнутое и непроницаемо-официальное, душу ее кольнула иголочка нехорошего предчувствия. Что такое, неужели Александр ухитрился опять ввязаться в какую-то историю, на сей раз на французской территории?
– Господин комиссар… Чему обязана честью видеть вас?
Комиссар Папийон весьма непринужденно поцеловал руку хозяйки и сказал, что хотел бы побеседовать с господином бароном. Мол, консьерж в его доме сообщил, что Михаил должен быть здесь.
– Да, он здесь, – подтвердила Амалия, чувствуя невольное облегчение от того, что визит Папийона не связан с ее беспокойным младшим сыном. – А в чем дело, комиссар?
Но полицейский, которого она знала как старого друга – или, во всяком случае, как хорошего знакомого, – уклонился от ответа. И лишь заметил, что желал бы задать господину барону несколько вопросов.
Чувствуя, как в душе ее вновь пробуждается тревога, Амалия проводила комиссара в гостиную, где Михаил с Ксенией, сидя за пианино, разбирали ноты, причем девочка устроилась у брата на коленях и пыталась дотянуться до клавиш.
– Миша, это комиссар Папийон… Он хотел бы побеседовать с тобой.
Гость сел в кресло и достал блокнот для записей и ручку. Увидя блеск глаз господина комиссара, Амалия окончательно убедилась, что произошло нечто скверное, причем каким-то образом связанное с Михаилом. Ее сын снял Ксению с колен, шепнув малышке, что они продолжат музицировать позже. Девочка вышла, в комнате остались трое: Михаил у пианино, Папийон в кресле недалеко от него и за его спиной – Амалия, мучительно гадавшая, что же, собственно, происходит.
– Вы барон Мишель Корф, родились в… – Комиссар сделал крохотную паузу, предоставляя собеседнику право ее заполнить.
– В Петербурге, в 1882 году.
– То есть сейчас вам двадцать пять лет. Можно узнать, чем вы занимаетесь?
– Разумеется. Я офицер армии его императорского величества.
– Приходилось воевать с японцами? Наши газеты столько писали об этой войне…
– Да, я участвовал в боевых действиях и был ранен.
– Поправляете у нас здоровье, господин барон?
– Нет, я получил отпуск и приехал проведать мать.
Чем вежливее становился комиссар, тем резче и отрывистей звучали ответы его собеседника.
– Скажите, сколько времени вы находитесь в Париже?
– Точно не помню. Около месяца, наверное. Могу ли я узнать, господин комиссар, в чем все-таки дело?
– Было совершено преступление, – спокойно промолвил Папийон, – и мы его расследуем. Скажите, господин барон, вам известен ваш соотечественник, граф Ковалевский?
Амалия готова была поклясться, что при упоминании этого имени на лицо ее сына набежало облачко.
– Да, я знаю этого человека.
– Давно?
– Несколько лет. Впрочем, мы никогда не были друзьями.
– Когда вы с ним познакомились?
– Давно, в Петербурге, на вечере у каких-то общих знакомых. Точнее сказать не могу.
Папийон удовлетворенно кивнул, словно его вполне устраивала забывчивость Михаила.
– Вам известно, что последние месяцы граф находился в Париже?
– Да, известно. Я видел его в автомобильном клубе.
– Что вы там делали?
– Ничего особенного, господин комиссар, – с легкой иронией ответил Михаил. – Изредка читал газеты, немного играл в карты.
– С графом Ковалевским?
– И с ним тоже, да. Позволено ли мне узнать…
– Все в свое время, господин барон, – оборвал полицейский. И задал следующий вопрос: – Можете ли вы сказать, когда именно видели графа в последний раз?
Амалия сидела как на иголках. Уже слова «граф находился», то есть глагол, употребленный в прошедшем времени, сказали ей куда больше, чем могли сказать менее наблюдательному человеку, а тут еще это «в последний раз»…
– Я иногда захожу в клуб по вечерам, – спокойно промолвил Михаил. – Кажется, я видел графа в понедельник. Или во вторник.
– Иными словами, позавчера вечером?
– Так точно, месье.
– То есть тогда, когда между вами и графом произошла ссора?
Рот Михаила сжался.
– Вам уже сказали об этом? Впрочем, я, наверное, наделал тогда шуму. – Молодой человек попытался улыбнуться, но глаза оставались настороженными и холодными. – Да, мы с графом обменялись парой резких слов.
– Можно узнать, по какой причине?
– Нет, – отрезал Михаил. – Это касается только меня и графа.
– Вероятно, причина все же была весомой, если вы при свидетелях пообещали его убить? – вкрадчиво осведомился Папийон.
У Амалии упало сердце. Теперь она уже не сомневалась в том, что произошло самое худшее.
– Кажется, я действительно сказал нечто подобное, – помедлив, признался Михаил. – Граф вывел меня из себя, и я, каюсь, повел себя несдержанно. Это все, что вы хотели знать?
– Нет, – ответил Папийон. – Меня интересует, господин барон, где вы были в ночь со вторника на среду.
– У себя, разумеется.
– Всю ночь?
– Всю ночь, да. Я вернулся из клуба и сразу же лег спать. Может быть, вы все-таки объясните нам, в чем дело? Моя мать места себе не находит от беспокойства.