Посох царя Московии - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Гладкий cтр.№ 70

Старик поерзал от внезапно нахлынувших волнительных воспоминаний на своем твердом сиденье, представлявшем собой низенький чурбан, прокашлялся и продолжил:

— Самое интересное мы нашли в боровке. Был среди нас один глазастый… Тимоха Кошкин… в войну с немцами погиб. Вот он и заметил, что в боровке оборудован тайник. Мы верхние кирпичи сняли и вытащили из дыры круглый футляр. А в том футляре диковинный рог лежал… отродясь такого не видывал…

У Глеба перехватило дыхание. Полковник! Из Суздаля! Футляр с рогом! Неужели?..

— К-какой рог?! — заикаясь выдавил из себя Глеб.

— Большой. Прямой, длиной аршина полтора, и похож на штопор. Сам черный, а острие — красное. Чудеса… Что за зверь такой носил этот рог? Я потом, когда стал постарше, все книжки перерыл, нигде не нашел.

— И… к-куда вы его п-потом дели? — Глеб все еще никак не мог прийти в себя от изумления.

Вот и опровергни после этого мнение, что вся человеческая жизнь — это цепочка случайностей…

— Что значит — куда? Оставили в тайнике. Чужое, брать не моги. Нас так сызмальства учили.

— Может, этот рог до сих пор там лежит? — робко высказал совершенно уж фантастическое предположение Глеб.

Никифор Матвеевич смущенно прокашлялся и ответил:

— Вишь какое дело… Как полковник с помещичьей дочкой ушел в леса, у старой Агнешки комиссары устроили обыск… но ничего такого не нашли. Саму ее забрали в округ и отпустили только через полгода. Она потом вскоре и умерла… — Старик поколебался немного, но затем все-таки продолжил: — Каюсь, бес любопытства так и толкал меня под ребро. Забрался я однажды на чердак, пошуровал в боровке, а там ничего.

— Наверное, комиссары нашли…

— Нет. Я ухитрился до обыска там побывать. Но тайник был пуст.

— Выходит, полковник унес с собой футляр…

— Выходит так.

— Тогда, может, он здесь где-нибудь спрятал свое сокровище?

— Не думаю. Очень уж он дорожил этим рогом. Мне так кажется.

— И куда потом этот полковник со своей невенчанной женой девался?

— Разное говорят… Здесь он прожил недолго. Прежняя изба принадлежала отцу девушки, у него тут были охотничьи угодья. К нему на охоту приезжали большие люди даже из Суздаля. И в избе закатывали гулянки. Так что кое-кто из местных знал о ее существовании. Поэтому секрет недолго хранился. Большевики послали сюда отряд, но полковник не дался, ушел. Положил пятерых — и ушел. Шуму было… И все, с концами. Правда, перед самой войной его будто бы видели… но не здесь, а возле Мирславля. Но сдается мне, что полковник нашел убежище неподалеку от той самой горушки с живительным ключом. Там есть такие места, куда и медведь не пролезет. Да и в те времена никто понятия не имел, что вода там такая целебная. Туда даже охотники не ходили, побаивались.

— Почему?

— Слава нехорошая про ту местность бытовала. В древности будто бы там был храм какого-то славянского бога, которому приносили кровавые жертвы. Люди там часто пропадали. Пошел — и как в воду канул. Вот и обходили урочище десятой дорогой. Ну а теперь почти все безбожники, ни во что не верят. Вот и идут туда без боязни. Но опять-таки, не в одиночку. И дальше горушки с ключом ни-ни.

— Вот бы и мне испить той водицы…

— Что, хочешь трезвенником стать?

— Ради интереса. А вообще-то, я и так пью немного. Подскажете, как туда добраться?

— Ох, не прост ты, мил человек, не прост… Выпытал все у старика — и радуешься. А теперь хочешь, чтобы я прямо до места тебя довел.

— Никифор Матвеевич, зачем так говорите?! Я ведь за язык вас не тянул.

— Вот… Язык мой — враг мой. Разоткровенничался я… Вроде как завещание надиктовал. А что, может, уже пора?..

— Ну вы скажете… Вы еще нас, молодых, переживете. Старая сухая ольха скрипит долго, но не падает.

— И то верно. Ладно, подскажу, куда идти. Только на машине вы туда не доберетесь. Пешком надо. Это отсюда верст тридцать. По бурелому, болотам и бездорожью. Не слабо?

— Нет. Я опытный путешественник. И потом, у меня есть карта, компас. Вы в картах разбираетесь?

— Так ведь пришлось мне повоевать, еще как пришлось. Войну я закончил в чине пехотного капитана. Поэтому не боись, с картами я на «ты»…

На ночлег они устроились в стогу неподалеку от избы. На вопрос Глеба, зачем ему сено, старик ответил: «Зверушек лесных зимой подкармливать. Тут у меня и зайцы пасутся, и лоси заходят…»

Ночь выдалась теплой, почти безветренной, а высокое небо, усыпанное звездами, было чистое как стекло. Закутавшись в одеяло, Глеб долго лежал без сна, пытаясь анализировать недавний разговор. И все больше утверждался в мысли, что они с Дарьей-Дариной на верном пути. Похоже, в их странной одиссеи появился верный след, пользуясь охотничьей терминологией.

Последнее, что ему запомнилось, перед тем как сон смежил веки, был крик выпи, нарушивший благостную музыкальную идиллию, которую творили соловьи. Их трели, вплетаясь в неумолчный шепот древесных крон, казались неземной космической симфонией.

Криштоф Граевский был на седьмом небе от счастья. Все вышло наилучшим образом. Великий князь московский Иоанн Васильевич, убедившись, что товары — собственность шляхтича, дал указание немедленно вернуть обоз Граевскому. Товар у него купили сразу же, с большой прибылью. Вернули деньги и за выкуп Даниила Левшина.

Правда, навар вышел совсем мизерный: он потратил на выкуп двести рублей, а получил от казны всего триста. Но Граевский и этому был рад без памяти.

Что касается драгоценных камней, то тут и впрямь кум Антоний как в воду глядел. Они ушли по баснословной цене.

Загрузив обоз московским товаром, особо ценившимся на рынках Польши и Литвы, — мехами, холстами, седлами, вычиненной кожей красного цвета и рыбьей икрой, которая в Московии называлась кавиаром, шляхтич ждал лишь подорожную, которую обещал выправить ему без задержек Афанасий Нагой.

Они почти подружились. Видя благосклонность государя к шляхтичу, Нагой стал любезен и предупредителен. А когда Граевский отсыпал ему от своих щедрот пятьдесят целковых, Афанасий и вовсе стал душкой и защитником шляхтича. Только дьяк Ерш, которому Граевский так и не дал мзду, обидевшись на пренебрежительное отношение московита к своей персоне, по-прежнему злобился, но Нагой быстро сделал ему укорот.

В Москве Граевского уважительно определили на Панский двор, один из самых богатых и благоустроенных. Он стоял напротив церкви Святой Варвары. Когда-то здесь находилось урочище Старые Паны. Лучше Панского были лишь дворы Большой Гостиный и Английский. В Панском дворе обычно останавливались польские и литовские купцы.

Комната, в которой жил шляхтич, была просторной и светлой. На Панском дворе даже клопы, что удивительно, не водились.