– Ну, Танюха, излагай.
И я стала излагать, ничего не скрывая.
Ну, почти ничего. Я просто не конкретизировала некоторые количественые параметры. А если быть совсем честной, я не уточнила сумму денег, экспроприированную мной в десятом вагоне, и размер члена Руслана. И без того впечатление было произведено потрясающее.
Причем, насколько я заметила, на каждого из моих слушателей наибольшее впечатление произвели разные эпизоды моей одиссеи.
У Снегирева наиболее бурную реакцию вызвало описание того, что вытворял со мной Руслан. Он даже вскочил и нехорошо выругался. А потом уселся мрачнее тучи и выпил полфужера коньяка.
На Кирсанова же большее впечатление произвело, напротив, то, что я сделала с Русланом. Он даже схватился за голову и простонал:
– Господи, зачем я только тебя слушаю? Как порядочный милиционер, я должен надеть на тебя наручники, – и выпил, в свою очередь, полфужера коньяка.
Снегирев, наоборот, после этого эпизода повеселел и выпил вместе с Кирсановым.
Выслушав рассказ про Розу, украденную и сожженную машину и избитого милиционера, Кирсанов заявил, что это не его случай и что на меня надо надеть не наручники, а смирительную рубашку. Но коньяка себе и Снегиреву все равно налил.
Дальнейший мой рассказ обоими слушателями воспринимался уже спокойнее. Я полагаю, что благотворную роль тут сыграл коньяк.
Коньяк был хороший, французский.
Фирма «Трансазия», видимо, не хотела менять название на «Трансмир».
* * *
После окончания моего повествования наступил черед Кирсанова:
– Теперь, после твоего рассказа, многое становится ясным. Всего я вам, конечно, рассказать не могу, но кое-что – просто вынужден. Самое главное, Татьяна, тебе придется перейти в подполье. Кстати, необходимо обдумать, как это сделать технически.
– А в чем проблема? – поинтересовался Снегирев.
– В том, что у нас нет возможности предоставить человеку жилье и средства существования на сколько-нибудь продолжительный срок.
Вы, наверное, видели в американских фильмах, как у них реализуется программа защиты свидетелей? Человеку меняют документы, биографию, обеспечивают жильем, деньгами и чем угодно, лишь бы он, в конце концов, выступил на суде. У нас такое пока не практикуется.
– И не надо, – с энтузиазмом вмешался Снегирев, – Таня будет жить у меня, – он замолчал и вовремя поправился, – если захочет, конечно.
– Было бы неплохо, если бы она захотела, – серьезно заметил Кирсанов, вопросительно поглядев на меня.
– Я подумаю, – скромно ответила я, ободрив Снегирева взглядом.
– Это может продолжаться несколько месяцев, – уточнил Кирсанов.
Снегирев небрежно махнул рукой.
– Да я с ума сойду в четырех стенах, – простонала я.
– Не бойся, – успокоил меня Снегирев, – я буду вывозить тебя инкогнито.
– Договорились, – подытожил Кирсанов, – едем домой.
Глава 11
Следующий месяц моей жизни прошел довольно однообразно. Я безвылазно сидела дома, точнее – дома у Снегирева.
Миллион долларов так и валялся в той же самой сумке в отведенном мне Снегиревым платяном шкафу. Не то чтобы я скрывала от него свою добычу, просто не было повода поговорить об этом.
Почти каждый день меня навещал главный прокурор области и лично снимал мои показания, заставляя расписываться на каждом листе.
Изредка заходил Кирсанов. Ему дали майора, и дома он почти не жил. Мотался то в Москву, то в Казахстан, то еще куда-то. Толком ничего не рассказывал, но давал понять, что дело растет, как снежный ком.
Рассказал, что все произошло так, как я предполагала. В сгоревшей машине нашли пряжку от моей сумочки, ее опознал сам Фалин. По фотографии, взятой у меня дома людьми Фалина, меня опознал милиционер и торговцы-подростки. В итоге все поверили, что я мертва.
Муж Розы, оказывается, уже жил с другой женщиной, и они ждали ребенка. Решив, что Роза от него ушла, он продал дом, женился и уехал куда-то в Россию. У цыган это делается просто.
Однажды в ноябре Снегирев, вернувшись домой раньше обычного, заявил:
– Все, Танечка, сезон окончен, пора отдохнуть. Не махнуть ли нам куда-нибудь к теплому морю? Ты, наверное, совсем заплесневела в четырех стенах?
– Не то слово. Я-то с удовольствием, а как на это посмотрит славная милиция и пролетарская прокуратура?
– Я думаю, мы их убедим. Все, что их интересовало, они выспросили, а когда ты им опять понадобишься, мы вернемся.
Он немного помолчал и добавил:
– Есть еще один нюанс.
– Какой?
– Ты не задумывалась, что произойдет, если в итоге победит не Кирсанов, а Фалин и иже с ним?
– Ты думаешь, что подобное возможно?
– А почему бы нет?
– А потому, что Фалин преступник, а Кирсанов честный человек.
– Не будь наивной, это еще ни о чем не говорит.
– Ты полагаешь, что за результатом лучше наблюдать из-за бугра?
– Это безопасней и гораздо комфортней.
Мне было трудно что-либо ему возразить.
* * *
Милиция в лице Кирсанова возражать тоже не стала и даже помогла с оформлением документов.
Мы со Снегиревым немного поспорили о том, куда нам ехать. В конце концов остановились на Испании.
После этого Снегирев внезапно заявил:
– Таня, я хочу сделать тебе одно предложение.
– Какое?
– Самое банальное, давай поженимся.
Сказать, что я была удивлена, было бы слишком мягко.
– Ты уверен, что созрел для брака?
– Уверен. А ты что, еще не созрела?
Я пожала плечами:
– Не знаю, нужно подумать. Это ведь не срочно?
– Подумай. Я знаю, что ты не предпринимаешь ничего серьезного, не погадав на магических костях. И хочу сделать тебе маленький подарок.
С этими словами он достал из кармана пиджака продолговатый сафьяновый футляр и протянул его мне.
Открыв футляр, я остолбенела: в обрамлении черного бархата лежали три магических многогранника из слоновой кости с инкрустированными золотом числами. Мне не приходилось раньше видеть такой прекрасной ювелирной работы.
– О! Какая красота! Спасибо, Игорь.
Я бросилась ему на шею и расцеловала.
– Ну, испытай их в деле, – предложил он, – повод-то есть.
Он был прав. Я потрясла кости в ладонях и бросила на стол:
16 + 32 + 6.