Полковники Кулешов и Федоров терпеливо выслушивали долгую песню генерального директора, который разговаривал, скорее сам с собой, успокаивая свою нервозную натуру.
— Расскажите о ваших договоренностях с галереей, — попросил Кулешов. — Как вам удалось уговорить Баскакова доверить свои шедевры отелю. Вы же не выставку устраивали, а повесили картины в апартаментах.
— Это объяснимо. — Рашид вернулся к столу и сел в свое удобное кресло. — Баскаков один из самых крупных галерейщиков России. Я говорю о частных коллекциях. Третьяковка мне ничего не даст и Пушкинский музей тоже. Баскаков в свое время выступал в качестве эксперта русской живописи в США и Франции, назвав сотни картин и икон известных галерей подделками. И он прав. Это долгая история. Сталин продавал подделки американцам, начиная с тридцатых годов. На него работали специальные мастерские копиистов, расположенных на территории Кремля. На эти копии ставили штампы Третьяковки и Эрмитажа, выдавали сертификаты подлинности. Так что наш «отец всех народов» тоже дорожил достоянием отечества. Теперь выяснилось, будто в Метрополитене висит туфта. На Баскакова очень обозлены западные коллекционеры. Он сделал их нищими. И я предложил ему компромиссное решение. Раз он не хочет продать нам свои картины, то пусть даст их напрокат. А мы пригласим на презентацию самых лучших экспертов по русской живописи и повесим подлинники в их номерах. Пусть удостоверятся в том, что Баскаков не хранит у себя дерьмо. Для собственного престижа мы объявили гостям, что все картины мы выкупили у галереи. Так был найден компромисс.
— И поэтому вы отключили сигнализацию, когда французские эксперты сняли картину со стены? — спросил Кулешов.
— Вы правильно поняли. Но сигнализация была тут же включена, как только постояльцев известили о начале вечера. У лифта восьмого этажа дежурили двое охранников, на первом этаже еще двое и два десятка в холле. Разумеется, обслуживающий персонал они пропускали. Я говорю о девушке и парне, отравленных шампанским в электричке. И если, как вы предполагаете, в деле замешан двойник, то он тоже мог пройти в номер.
— Но Константинес уже находился в номере, — поправил Мамедова Федоров. — Охранники знали об этом, так же как дежурная по этажу. И вдруг появляется дубликат знаменитого грека.
— Нечаев допрашивал ребят, дежуривших у лифта. В три часа дня все гости были приглашены на обед. После обеда разошлись по номерам на отдых. Так вот. После обеда жильцы восьмого этажа вернулись в двух лифтах. Гурьбой. Следом приехало еще два лифта, и опять полные. Был ли среди общей группы Константинес, никто не запомнил. Он мог пойти погулять по городу, а потом вернулся один. Вот тогда его заметили, но кто же мог знать, что это двойник?
— Вы говорили, будто швейцар вызвал лимузин к подъезду, когда вечером двойник вышел из отеля? Так? — попытался уточнить Кулешов.
— Нет. Машина подъехала без всякого вызова, как только двойник вышел на улицу. За настоящим Констан-тинесем был закреплен «Мерседес» представительского класса, его никто не вызывал. Машина стояла на нашей парковке, как и все остальные, а шофер «Мерседеса» дремал за рулем. Зачем греку понадобилось выходить на улицу, объезжать отель и заходить обратно через гостевой вход? Для постояльцев есть специальный лифт из холла отеля, ведущий в фойе перед концертным залом, где собирались гости. Там не было ни одного иностранца. Все вместе собрались после вступительной части и показа мод на банкете.
— Двойник вынес картины и оставил их в лимузине, а в отель вернулся пустым, — пояснил Федоров.
— Зачем? — удивился директор. — Он же украл картины. Ему надо смываться, а он возвращается.
— Возможно, двойник был замешан и во втором ограблении. Только он мог беспрепятственно вынести бриллианты. Какое-то время он тусовался среди гостей, а потом бесследно исчез. Как? — задал вопрос Кулешов.
— Поднялся на лифте в холле отеля и опять вышел на улицу.
— Это мог сделать любой? — спросил Федоров.
— Нет. Охрана не впустит в лифт человека, если у него нет электронного ключа от номера, в котором он остановился. Гости не могли пройти в апартаменты. Лифты обслуживали только постояльцев, — разжевывал ситуацию Мамедов. — Но мы знаем, что ключ из номера Константинеса пропал. Значит, украл его двойник, открыв себе доступ в любое место. Мы не ограничивали иностранцев в передвижении. Они должны были видеть грандиозность нашего творения — холлы, бары, рестораны, тренажерные залы, казино. Люди с улицы в эти места не допускались. Любопытных слишком много, мы не хотели устраивать толчею. Иностранные журналисты приехали за день до почетных гостей, для них была организована экскурсия под присмотром.
— Они видели картины? — спросил Федоров.
— И даже фотографировали их. Но в пятницу сигнализация не отключалась.
В кабинет вошел Эдди Нечаев с листком бумаги в руках.
— Кажется, в нашем деле появился просвет, — сказал он взволнованным голосом и, подойдя к столу, положил документ перед директором.
— Что это? — спросил Мамедов, надевая очки.
— Письмо. Пришло по электронной почте. Его отправили из интернет-кафе. Концов мы не найдем.
Мамедов уткнулся в бумагу, пробежал глазами, потом начал читать вслух:
— «Хотите получить свои картины назад, готовьте пятьдесят миллионов долларов. Заплатите бриллиантами весом по пять карат. Свяжетесь с ментами — сделка не состоится. Если согласны, то дайте в газете "Из рук в руки" объявление следующего содержания: "Продается уникальный столовый сервиз из серебра на пять персон". И помните, картины предложены не только вам. Я объявил конкурс. Кто первый подсуетится, тот их и получит. Всем известно, что я прошу полцены».
Директор отбросил бумагу и ударил кулаком по столу:
— Мерзавцы! Наглецы!
— А по-моему, достаточно разумные люди, — прокомментировал Нечаев. — Нам предлагают заплатить пятьдесят, чтобы мы вернули себе сто.
— Почему сто? — спросил Кулешов.
— Залог, выданный Баскакову, — пояснил Нечаев. — Грабитель в курсе событий. Мне непонятно, как он собирается произвести обмен. Что касается его предупреждения о ментах, то это стандартное условие, обычная приписка. Он не дурак и знает о следствии, о том, что все, кому надо, письмо прочтут и на него выставят капканы. Я не понимаю, на что он рассчитывает.
— А что вас так удивляет? — спросил Федоров.
— Пятьдесят миллионов в карман не положишь. И наличность в таких размерах не так просто найти. Проще всего предоставить нам счет в оффшорной зоне и потребовать перевести деньги туда. Счет может быть номерным. Деньги переведут ну, скажем, на Филиппины, он их тут же перебросит на Гаваи, а потом на Кипр. Они будут гулять по свету, пока в один прекрасный момент не превратятся в ценные бумаги. Могут на первой же стадии деньги разделить на части и раскидать по разным странам. Это я называю деловым подходом.
— А если у вора нет возможности мотаться по свету? — ухмыльнулся Федоров.