Гоблины. Пиррова победа - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Константинов cтр.№ 59

— Мать моя женщина! — ахнул Мешечко. — Где?!

— За поворотом шоссе. В пятидесяти метрах по правой обочине первый заряд, а еще через двадцать пять — второй. Суммарная мощность около двух килограмм в тротиловом эквиваленте. И поскольку джип у Гурцелая не целиково-бронированный, шансов уцелеть практически не было. Ни у кого из пассажиров.

Впитав в себя такое сообщение, Павел Андреевич резко изменился в лице и покрылся испариной. Забыв о приличиях, он без спроса подхватил со стола Игнатковича бутылку с минералкой. Жадно отпил.

— Ах ты, черт!.. Прости господи!.. Извини, Алексей Дмитриевич! Просто тут не захочешь — уверуешь!

— Закладки были установлены очень грамотно. Для своевременного дистанционного включения цепи покушавшимся даже не нужно было находиться точно на линии визирования цели по отношению к зарядам. А при диверсиях на дорогах самый сложный момент — это подорвать СВУ так, чтобы основные поражающие факторы пришлись на проезжающую машину. А в данном случае первый взрыв должен был стать отсекающим — после него взрывной волной джип неминуемо выбросило бы к месту второго взрыва. В общем, в этой истории за версту угадывается накачанная рука спецназёра.

— Я такое только в кино видал! — потрясенно выдавил из себя Мешок.

— А я в Чечне и в Дагестане, — как бы между прочим заметил Игнаткович. — Вот если бы… — подполковник ФСБ секундно потерял бдительность и позволил себе мечтательно расслабиться, — если бы Володя Квачков этих парней с собой на дело взял, думаю, толку было бы больше.

— Так ты полагаешь, что Квачков все-таки причастен к истории с покушением на Чубайса?

Павел Андреевич и Игнаткович были «не первый год замужем», а потому полковник Жмых порою позволял себе тыкать «старшему брату».

— Я думаю, что он причастен к истории «как не надо покушаться на Чубайса», — спохватившись, соскочил со скользкой дорожки Алексей Дмитриевич. — Ладно, это уже лирика. Посему вернемся к нашему барану. Я про Гурцелая. Забираем мы этого пассажира: и от вас, и от эскапэшников, и от греха подальше. Потому как, если с ним что случится… Ну да ладно.

— Оттуда просили? — дерзко предположил Жмых, глазами указывая на линейку портретов на стене.

— Без комментариев. — Подполковник ФСБ подтянул к себе телефонный аппарат, ткнулся в три кнопки. — Александр Львович, это Игнаткович. Поднимитесь ко мне. С бумагами по Гурцелая. Да…

— Да какая, собственно, разница: откуда просили? — мрачно высказался Мешечко. — Даже ежу понятно, что без деятельного раскаяния Гурцелая Литва соскочить может. Великой государственной тайной, короче, не является.

Игнаткович посмотрел на него поверх очков с легкой укоризной:

— Боюсь, что стараниями ваших подчиненных Гурцелая как раз таки сто раз теперь подумает, продолжать ли ему деятельно каяться.

— То есть, по-вашему, лучше было, если б джип на воздух взлетел? — не на шутку завелся Андрей. — А что? Потом, на скорую руку да на долгую муку, может, удалось бы и подготовку терактика на Литву натянуть.

— Я это не говорил.

— Но подумали?

— Андрей Иванович, по-моему, вы начинаете забываться!

— Боюсь, что эту паскудную историю я, даже если очень сильно захочу забыть, до скончания дней помнить буду, — понуро пробормотал Мешечко…

…Отстрелявшись у чекистов, верховные «гоблины» покинули Большой дом не в самом лучшем раположении духа. Состояние внутренней опустошенности и обреченности охватило обоих, поскольку поведанная Игнатковичем информация и шокировала, и нагнула одновременно. Ведь, если верить, что подобное состояние является предвестником скорых перемен, делалось очевидным, что перемены эти будут исключительно с отрицательным знаком.

— Андрей, угости сигареткой.

— Вы же на той неделе вроде как снова бросили? — напомнил Мешок, доставая пачку.

— А теперь вот снова решил поднять. От таких дел не то что курить — колоться начнешь.

Они свернули на Чайковского. Остановились, закурили и медленно направились к стоянке, где на приколе стояла служебная машина Павла Андреевича.

— Я сейчас вот о чем подумал, Андрей: получается, если бы не Гришкина сентиментальность, его, пафосно говоря, желание помочь ближнему, мы бы на сегодняшний день имели на балансе три трупа.

— Пять.

— Четыре. Водила действительно здесь не при делах, а вот на господина Гурцелая мне наплевать с высокой колокольни… Андрюх, а может, там, наверху, — полковник Жмых задумчиво поднял глаза к небу, — в самом деле кто-то есть?

— Не уверен. Но вот даосы, похоже, не вполне правы, утверждая, что «отвечать добром на зло — дает зло».

— А если отвечать злом на зло?

— По их версии: «зло на зло — дает добро».

— Глубоко, — оценил Павел Андреевич.

— Но можно и помельче.

— Это как?

— Да так, что с небес — да об землю! — с болью произнес Мешок. — Решение о перевозке Гурцелая в Громово было согласовано только вчера, причем в середине дня.

— Ты хочешь сказать?…

— Я хочу сказать, что у нас снова протекло. Как тогда, в истории с убийством Айрапетяна. И потом. Позднее.

Лицо Жмыха сделалось каменным.

— Кто из наших знал?

— Все. Включая Афанасьева, который вчера днем заходил в контору посмотреть на Анечкиного отпрыска. Ну и саму Анечку, разумеется. Равно как очень вовремя появившуюся отпускницу Северову.

— Плохо. Это всё очень плохо.

— Да уж чего хорошего.

— Честно тебе скажу, Андрюха, я уже сто раз пожалел, что в свое время повелся на твои доводы и не стал подключать к этой истории УСБ, — угрюмо признался Павел Андреевич. — Хотя чего уж теперь, после драки-то! Как говорится: как получишь в жопу — морду не сберечь. Имеются какие соображения?

— Кое-что есть.

— Я сейчас в Главк, продолжать огребать за вчерашнее. А вечерком тогда плотно засядем в конторе и всё обмозгуем. Да, и обязательно высвистай Кульчицкого. Что-то в последнее время Олег Семенович совсем задембелевал — занимается чем угодно, но только не прямыми служебными обязанностями. Надеюсь, ты не на него грешишь?

— Нет. Не на него. К слову, его единственного вчера днем и не было.

— Хоть это радует. Тогда всё, до вечера.

Полковник Жмых загрузился в машину и убыл в направлении Суворовского, а Мешечко затушил сигарету и набрал номер Прилепиной, которая, судя по количеству непринятых, пробивалась к нему уже трижды.

— Привет, Олька! Звонила? Чего хотела?… Как прошло? Лучше не спрашивай!.. Да… Уже переслал? Молодца… Понял. А когда ты сможешь?… Отлично. Тогда ровно через час я тебя жду. Да хотя бы все в той же «Музыке крыш»… Принято…