Конечно, это был еще не конец. Им еще предстояло проплыть по бегемотьей реке пять километров в обратном направлении, к тому месту, где ждал Мануэль с грузовиком. Им еще предстояло на рассвете на этом самом грузовике покинуть городок — по мосту, как все приличные искатели удачи, и, проехав сотню километров, (стараясь при этом избегать всех возможных опасностей), подать радиосигнал. И дожидаться вертолета с той стороны — конечно же, не советского, а натурального «Ирокеза» американского производства без опознавательных знаков. Подобных вертолетов и легких самолетиков в тех местах крутилось немало, благо не имелось ни власти, ни пограничников, ни намека на средства ПВО. Но это, если подумать, мелочи, главное сделано…
Связанных обнаружат не раньше, чем начнется рабочий день — а к этому времени они, тьфу-тьфу-тьфу, должны уже катить по «ничейным землям». Чтобы отловить там бандочку наподобие ихней, придется поднять всю даирскую армию вкупе с ВВС и бронетехникой, а это задача для юаровцев непосильная, даже если знать, сколько золота они передали президенту. Нереально. Особенно если вспомнить, что добрых две трети даирской армии сейчас вместе с призванными на помощь бельгийскими десантниками усмиряет нешуточный мятеж в провинции Чаба. У президента масса своих хлопот, тут и мешок золотых рандов не поможет…
Когда они уже надели ласты и готовились пуститься в обратный путь, Мазур все же спросил;
— Коля, ты что, африкаанс знаешь? Отроду за тобой таких талантов не знал…
— Где уж нам, убогим, — фыркнул Морской Змей. — Просто наш всезнайка, — он кивнул на Лаврика, — мне показал пяток строчек печатного текста и велел зрительной памятью запомнить накрепко. Заглавие отчета, реквизиты и все такое… Ну, пошли!
Глава третья. Неизбежная роковая красотка
Хорошо служится, когда отец-командир правильный. Вот как сейчас Морской Змей. Когда группа, как полагается, закончила писание подробных рапортов и вычерчивание схем, Триколенко сложил все это в аккуратную стопочку и объявил спокойно:
— Свободны до отбоя.
Троица, исправно вывернувшись через левое плечо, покинула крохотный кабинетик командира и прямиком отправилась в свою комнату на втором этаже. Где уже ждал Мануэль, спрятавший за тумбочку бутылку рома «Гавана клаб». Ему самому, как он заверил, можно было отписаться и к завтрему.
Дверь на всякий случай заперли изнутри большим старомодным ключом и глотки особенно не надрывали. На бутылке кубинского эликсира помещались рецепты целой кучи коктейлей, которые можно с участием этого рома сотворить, но советские офицеры этакими декадентскими пошлостями всегда пренебрегали — к чему портить отличный продукт? Мануэль, кстати, придерживался той же точки зрения. «Коктейль — это хорошо, когда пойдешь с девочкой гулять по Малекону (набережная в Гаване, излюбленное место гуляний) — заявил он веско. — А на войне коктейли неуместны…»
Разлили грамм по пятьдесят, чокнулись и дернули. Закуривши, накатили еще по пятьдесят. Помаленьку отпускало. Самое скверное в таких вот операциях — даже не опасность, а дикое напряжение нервов, которое лучше всего лечить небольшой дозой спиртного. Главное, чтобы лечение не переросло в пьянку. Вот на легонькое лечение правильный отец-командир как раз и закроет глаза, если соблюдены писаные правила. Прекрасно знает, что они сейчас не в шашки режутся и не политические новости в газетах штудируют. Ручаться можно, Морской Змей и сам сейчас пропустит стопарик-другой за успех дела и отсутствие потерь — в одиночестве, потому что правильному командиру с подчиненными пить не полагается, кроме как за праздничным столом…
— Почитать бы отчет, — мечтательно сказал Мануэль. — Если чертовы буры еще и тактическими ракетами обзаведутся…
— Гуманизм торжествует, абстрактный гуманизм, — невинно щурясь, сказал Лаврик. — Будь моя воля, давно бы на этот чертов полигон налетела нехилая стая неизвестных стратегических бомберов и смешала там все с землей. Пусть бы потом даирцы слали ноты на деревню дедушке…
— Разрядка на дворе, — сказал Мазур. — Детант (фр. detente — ослабление напряженности в международной политике, в отношениях между политическими группировками).
— Садись, пять, — фыркнул Лаврик. — За политическую грамотность… Беда только, что буры на детант положили четыре лапки и пятый…
Он удобно разлегся на массивной железной кровати, сохранившейся с колониальных времен, заложил руки за голову и с тоскливой ненавистью принялся созерцать висевшую на стене огромную карту Бангалы, исчерченную разноцветными карандашными линиями и покрытую небрежно намалеванными шариковой ручкой значками — это они сами постарались, чтобы наглядно представлять ситуацию.
А ситуация была такая, что черт ногу сломит. Президент страны и глава правящей Революционно-Трудовой партии, бывший партизанский вожак доктор Агустиньуш всерьез собирался строить социализм по примеру советских друзей и даже предпринимал к этому кое-какие попытки. Беда только, что реально он контролировал не более, а, пожалуй что, и менее двух третей страны. На севере со своими отрядами прочно сидел, держа под седалищем немаленькую территорию, доктор Сабумба, еще один бывший партизанский вожак и лидер собственной партии, как водится, с гордым и красивым названием. Вообще-то он тоже намеревался строить в Бангале социализм — но на какой-то свой манер и уж безусловно с самим собой со своей партией во главе. Горький юмор ситуации заключался еще и в том, что в колониальные времена будущий доктор юриспруденции со швейцарским дипломом изучал тактику партизанской борьбы на некоем мало кому известном интересном военном объекте в Крыму.
Что еще печальнее, это были не какие-то бродячие партизанские шайки, а настоящее государство — с местными органами власти, профсоюзами, Лигой женщин и даже некими аналогами комсомола и пионерии (именовавшимися, конечно, иначе). А поскольку на подвластной несостоявшемуся юристу территории вовсю добывали золото, алмазы и нефть, недостатка в деньгах Сабумба не испытывал. И сколотил неплохо организованную армию чуть ли не в сорок тысяч человек. Юаровские инструкторы, противотанковые и зенитные средства из США, разнообразная помощь от Англии и ФРГ, десятка арабских и африканских государств… Одним словом, серьезная собралась компания.
На юге угнездился еще один доктор, на сей раз философии, с парижским дипломом — как водится, со своей партией, вооруженными отрядами, маскировавшимися под простых бедных наемников юаровским регулярным батальоном. Этот деятель к социализму любых разновидностей никаких симпатий не питал и собирался строить как раз капитализм. Правда, калибром он был помельче сеньора Сабумбы. Но кое-какие золотые рудники тоже подгреб и помощь из-за границы получал. Иногда «швейцарский юрист» и «парижский философ» меж собой грызлись, но воевали в основном против Агустиньуша.
Хватало игроков еще мельче — парочка сепаратистских фронтов, собиравшихся отторгнуть от Бангалы свои провинции и завести там суверенные державы. Несколько сильных племенных вождей со своими ополчениями — одни держали нейтралитет, попросту отбиваясь от любого, кто сунется, другие повоевать кто против «швейцарца» с «французом», кто против соседей, кто против центральной власти. Бродило множество крайне мутных отрядиков, обученных и вооруженных кто китайцами, кто северными корейцами, кто португальцами или англичанами. Из Намибии и Родезии, отрываясь от погони, на бангальскую территорию непринужденно переходили отдохнуть и отсидеться отряды тамошних партизан — как правило, не ставя о своем визите в известность центральные власти — а следом за ними порой, не заворачиваясь бангальским суверенитетом, вторгались родезийские и юаровские коммандос. По лесам и горам болтались шайки так называемых «фузилейрос», аборигенов, когда-то служивших у португальцев в полицаях, агентах охранки, на прочих малопочтенных должностях. Наворотившие столько, что половина из них не попадала ни под какие амнистии, а другая половина имела все основания опасаться кровной мести. Бродили вовсе уж непонятные банды, о которых ни одна разведка не знала, чего они, собственно, от жизни хотят. И, наконец, старатели, авантюристы, шпионы…