Музей боевых искусств - читать онлайн книгу. Автор: Александр Чернов cтр.№ 3

— Игорь Степанович! — закричал он голосисто, заглядывая в открытое окно автомобиля. — А вы на работу сегодня придете?

Какая, к черту, работа? Тут того и гляди на зону лет на пятнадцать сядешь. Однако я через силу улыбнулся и сказал:

— Конечно же, приду, Славка, жди! — а поскольку запястья у меня были скованы наручниками за спиной и помахать рукой я на прощание никак не мог, я вяло кивнул.

Автомобиль объехал лежащий на дороге труп, столпившихся вокруг него полицейских, шурша шинами, промчался по пустынному переулку, затем мимо музея и выехал на центральную дорогу.

Ни полицейские, ни охранники не приставали ко мне с расспросами, да и я к ним с вопросами не лез. Не до них было. Исподлобья поглядывал по сторонам.

Полицейский лихо развернулся перед носом какого-то крутого автомобиля, вогнал «Опель» в переулок и помчался вверх по бугорку. Добравшись до вершины, водитель резко сбросил газ, переехал на противоположную сторону холма и плавно остановился перед открывшимися взору большими железными воротами с острыми пиками поверху них. РОВД нашего района.

Молоденький полицейский — дежурный по КПП, — нежившийся на стуле под лучами утреннего солнышка, вскочил, козырнул и, открыв ворота, впустил нас внутрь.

Чистенькая, засаженная пестрыми цветами территория районного отдела внутренних дел занимала склон холма. На ней уступами стояли два здания. В одном, побольше, располагался собственно РОВД, в другом, поменьше, — паспортный стол. За ними пряталась столовая и здание экспертно-криминального отдела.

К парадному входу меня, понятно, не повезли, парадный вход для порядочных людей, а для таких, как я, существует черный ход, хотя нет, хуже — подвал, ибо именно к нему, обогнув здание, меня и подвезли.

Сержант и охранник вытащили меня из машины и поволокли по ступенькам в расположенный у стены под козырьком каменный мешок. Вышедший из «Опеля» старший лейтенант взирал на происходящее с отсутствующе-презрительным выражением на лице. Он ни разу ко мне не притронулся и вообще вел себя высокомерно-снисходительно.

Когда мы оказались на дне каменного мешка, сержант надавил на кнопку звонка, расположенного у обитой жестью двери. Пару минут спустя в двери открылось зарешеченное окошко, и в нем возникла жирная хамского вида физиономия, вся в красных и синих прожилках, свидетельствующих о том, что обладатель физиономии не понаслышке знаком с зеленым змием.

— Ну, чего раззвонились? — пялясь на меня и охранника, рявкнула физиономия, но, заметив сержанта, смягчилась: — В чем дело, Гена?

— Принимай пополнение! — со скрытой радостью произнес сержант, которому, по-видимому, не терпелось от меня избавиться, в то время как мерзкой физиономии в окошке не очень-то хотелось меня принимать.

— Достали эти отморозки! — проворчала она. — Ни днем ни ночью покоя от них нет. — Однако окошко захлопнулось, и стал открываться замок.

Несколько секунд спустя дверь отворилась, и на пороге возникло все остальное, что принадлежало физиономии. А принадлежало ей немало — большой живот, широкий зад, жирная обвисшая грудь и мощные, похожие на слоновьи, ноги. Все выше перечисленные части тела, разумеется, упакованы в милицейскую форму.

— Здоровый-то какой, — то ли с уважением, то ли с завистью, а может, и со злорадством, мол, таких крепких мы еще не ломали, сказал хозяин каземата. — Ну, проходи, проходи.

Меня втолкнули в длинный, слабо освещенный коридор, по обе стороны которого тянулись камеры с решетчатыми дверьми. В подвале было сыро и, как в общественном предбаннике, крепко пахло мужскими немытыми телами и грязным бельем.

Небольшой молчаливой группой мы прошли мимо камер, в которых шевелились неясные тени, слышались вздохи, негромкие разговоры, в конец коридора, где толстый полицейский открыл одну из камер. Меня завели в нее и наконец-то сняли наручники.

Компания, приведшая меня в камеру, закрыла дверь и удалилась, а я огляделся, хотя оглядывать особо было нечего — четыре голых стены, покрытые мраморной крошкой, крохотное зарешеченное окно под закопченным потолком, топчан, занимающий три четверти квадратного помещения, и мусорный бак, служащий для отправления естественных надобностей.

У меня все еще кружилась голова, мне требовался отдых. Несмотря на то что топчан был покрыт толстым слоем грязи и, как мне показалось, был пропитан бомжовской мочой, я влез на него и с удовольствием растянулся.

Пару часов спустя за мной пришли два лба-конвоира. Они были профессионалами по части сопровождения лиц, попавших, как я, в беду, довольно ловко заломили мне руки, а когда отпустили, я уже оказался прикованным наручниками к запястью одного из них — угрюмому, с жесткими чертами лица и пустым взглядом жлобу. Интересно, куда они меня поведут?

Меня вытолкали в коридор. Прямо из подвала по узкой лестнице провели внутрь здания на первый этаж и препроводили в конец пустынного темного коридора, огороженного решеткой.

Комната, в которую меня втолкнули конвоиры, ничем не отличалась от камеры, находившейся под полом РОВД, разве что обстановка была чуть богаче — вместо нар в небольшой комнате уместились обшарпанные стол, шкаф, сейф и четыре стула — а так, те же голые стены, тот же закопченный потолок, то же забранное решеткой, правда, раз в шесть больше, чем в камере, окно. И еще было одно отличие от помещения в местном обезьяннике — здесь не было вонючего чана для отправления естественных надобностей.

За столом сидел рыжеватый, худой, высокий, судя по возвышавшейся над столом частью туловища, мужчина примерно одних лет со мной. У него были круглые удивленные глаза, вздернутый приплюснутый нос, большие оттопыренные уши, сильно выступающие вперед надбровные дуги, а также верхняя и нижняя челюсти. Если бы меня попросили нарисовать находившегося в кабинете человека, то я запросто с закрытыми глазами набросал бы портрет худой рыжей обезьяны и подписал бы полукругом, как на виньетке, Джованни — кажется, именно так звали мартышку, героиню старого мультика. Я посмотрел на него, мысленно прикидывая, как бы он смотрелся внизу в клетке, где недавно находился я.

— Садитесь! — с приветливостью овчарки, сидящей на цепи, глянул на меня мужчина и указал глазами на стул.

Два часа, проведенные в камере, благотворно повлияли на мое здоровье и душевное состояние — я успокоился, чувствовал себя вполне сносно, а потому был готов дать решительный отпор кому бы то ни было, кто посягнет на мою свободу и честь. Я громыхнул наручником и заявил:

— Нам как, вдвоем на одном стуле сидеть или по очереди?

— Друг на друге, — без какого бы то ни было выражения в голосе произнес хозяин кабинета и бросил угрюмому парню: — Освободи!

С той же легкостью, с какой парень защелкнул на моем запястье наручник, с такой же он и снял его с меня и, быстро отступив к стене, загородил собою дверь. Второй жлоб занял позицию у окна. Если эти ребята думают, что я буду прорываться на улицу через дверь, а то и выломав решетку, через окно, то они глубоко ошибаются.