Бородавки Святого Джона - читать онлайн книгу. Автор: Инна Бачинская cтр.№ 35

«Самые интересные дела вести… – думал Федор иногда во время лекции, – самые загадочные, необычные, странные, на которые махнули рукой следственные органы… именно такие… такие…» Взгляд его становился рассеянным, он замолкал на полуслове, глядя поверх голов студентов. «Ну, все, полетел», – было написано на их, полных молодого скепсиса, лицах. В такие моменты он, как никогда, оправдывал свое прозвище Кьеркегор, которым наградили его старшекурсники. Первокурсники не могли произнести это имя с ходу и называли его просто «Егор» или «Философ». Необходимо заметить, что последнее прозвище было более популярным в университете в силу простоты и демократичности.

Кличка Кьеркегор закрепилась за ним после семинара о философах-идеалистах. Федор, рассказывая о датском философе, сообщил, что тот был сентиментальным романтиком и его бросила невеста – такое часто случается с философами, в силу чего им лучше оставаться холостяками. Человек, счастливый в семейной жизни, не может быть философом, сказал Федор. Все выдающиеся философы… почти все, были холосты. «Как я», – якобы прибавил он, чем явно спровоцировал молодняк на радостное ржание.

Студенты любили Федора, он был их крови и стаи. Не зудел, не воспитывал, не угрожал лишением стипендии, не заигрывал. А чувство юмора? Сколько всего можно простить человеку за удачную шутку, сказанную вовремя! Вернее, не столько любили, сколько не опасались. Для гонимого, как заяц, студента это почти одно и то же. Хотя и любили тоже. И копировали слова и жесты, и обезьянничали, и шарфы завели в черно-зеленую клетку. Говорят, даже создали «Философский клуб», на заседаниях которого травили анекдоты про Алексеева и рассказывали всякие небылицы. А те, кто посмелее, завели даже трубку. Толпе нужен кумир. Или лидер. Или пророк. Она обожает его, но, как правило, ничего не прощает и при случае не упускает возможности вдоволь потоптаться по его хребту.

Он нажал на красную кнопку звонка, и в глубине квартиры мелодично тренькнуло. Раздались тяжелые шаги, и пронзительный голос спросил:

– Кто там?

– Капитан Алексеев из городской прокуратуры по делу Валерии Павловны Бражниковой, – официально произнес Федор.

Дверь немедленно распахнулась, и пылающая жаждой мести Элеонора, большая, раскрасневшаяся от кухонного жара, окутанная сладким ванильным облаком, предстала его взору. Она даже не попросила предъявить документы, хотя была женщиной недоверчивой и рассудительной. Она буквально втащила «капитана» за руку в прихожую и захлопнула дверь.

– Извините, – заорала она, раздувая ноздри, – я расскажу все! Но сейчас я готовлю миндальное печенье – завтра придут на чай мои девочки, мы собираемся раз в неделю у всех по очереди, теперь моя настала, очень сложный рецепт, ни на минуту нельзя оставить без присмотра, иначе сгорят, – говоря все это, она удалялась в сторону кухни. Запах печенья заставил Федора вспомнить, что в последний раз он ел еще утром. Он сглотнул слюну и поспешил за Элеонорой.

– А можно мы посидим на кухне? – спросил он. – Неофициально, так сказать. Тем более что у вас тут так вкусно пахнет.

На кухне царил идеальный порядок, несмотря на расставленные везде блюда с готовой продукцией – миндальным печеньем разной конфигурации: круглым, квадратным и ромбиками, – на столе, буфете и даже табуретке. И ряды сырых заготовок на блестящих металлических противнях. Казалось, Элеонора собирается накормить печеньем целую армию. Еще бросилось в глаза Федору обилие симпатичных котов, кошечек и котят, изображенных на календарях, картинках, оконных занавесках, а также фарфоровых банках, в которых Элеонора держала разные продукты и специи. Рыжие, тигровой масти, белые с черным, серо-голубые сиамские, они смотрели на Федора отовсюду. На буфете стояла в рамке фотография мужчины с невыразительно-строгим лицом, в белой рубашке и при галстуке.

– Муж, – сказал Элеонора, проследив его взгляд и вздохнув, как кухнечный мех. – Замечательный, редкой души человек был. Умер. Я вдова.

Она наклонилась к духовке, открыла дверцу – пахнуло густым горячим ванильным духом. Надев на руку громадную рукавицу с кошачьей мордой, она ухватила противень, вытащила наружу, оценивающе посмотрела на бледное еще печенье и решительно задвинула обратно.

– Чай? Молоко? – Предложила она любезно, выпрямляясь.

– Если можно, кофе. Покрепче, – не стал чиниться Федор.

– Кофе? На ночь? – ужаснулась Элеонора. – Вы же не уснете! И для сердца вредно.

– И прекрасно, – ответил разомлевший от тепла Федор, сдерживая зевок. – У меня работы непочатый край.

– Вы и ночью работаете? – Элеонора поправила прическу – некрупный узел на затылке, прихваченный массивным черепаховым гребнем.

– Тридцать шесть часов в сутки, – вздохнул Федор.

Элеонора захлопотала над кофейником и через несколько минут поставила перед гостем большую кружку кофе, кувшинчик сливок, сахарницу, подала серебряную ложечку и вазу с печеньем. На кружке, кувшинчике и сахарнице были изображены, разумеется, котята. Из ящика буфета Элеонора достала льняные салфетки. К удивлению Федора, на них оказались вышиты не кошки, а незабудки. Он не помнил, когда и где ему в последний раз подавали льняные, а не бумажные салфетки, и невольно почувствовал уважение к Элеоноре, даже заробел слегка из-за собственного несовершенства. Себе хозяйка налила молока в высокий стакан – из таких обычно пьют пиво.

Крупная эта женщина двигалась по маленькой кухне с удивительным проворством. Федор живо представил себе, как она пилит спутника жизни за грязное пятно от ботинок на полу прихожей, брошенный на спинку стула пиджак или рассыпанную на столе соль, и кинул сочувственный взгляд на фотографию ее спутника жизни. И еще раз поздравил себя с тем, что является убежденным холостяком, удачно избегая сетей Гименея, несмотря на многочисленные силки, капканы и красные флажки, расставленные вокруг него и в университете, где было полно незамужних барышень-студенток, аспиранток и даже профессорш, и в гостях. Жены друзей, воспринимая его статус как вызов, наперебой сватали ему очередную одинокую подружку. Не может порядочная замужняя женщина вынести вида холостяка, у нее так и чешутся руки пристроить его в дело и организовать его счастье. Один бобыль Савелий разделял взгляды Федора, и взаимопонимание у них в вопросе брака было полным.

Федор вонзил зубы в печенье, закрыл глаза и застонал в восторге.

– Фантастика, – пробормотал он. – Просто фантастика!

Элеонора покраснела, польщенная, и снова поправила прическу. Кофе оказался отвратительным. И Федор вспомнил фразу из читанного когда-то английского романа: «Господи, убереги нас пить вино в доме вдовы». Намек на то, что женщины ничего не понимают в винах и любой виноторговец их надует. Классический образец ненавязчивого английского юмора для тех, кто понимает, разумеется. «Господи, убереги нас пить кофе в доме вдовы», – подумал Федор. И еще подумал не без доли самолюбования, что нравится женщинам, особенно… дамам постарше. Его старинная приятельница Вера Максимовна, сотрудница городской библиотеки, всегда рада его приходу, непременно угощает чаем и печеньем, правда, из магазина, отказов не принимает и выкладывает с ходу все городские сплетни. Если он когда-нибудь откроет свое детективное агентство, то без Веры Максимовны ему не обойтись. И его соседка, Клавдия Семеновна, норовит подкормить – то котлеты несет, то салат, то в гости зовет. Правда, у нее дочка незамужняя, и Федор шарахается от нее, как от чумы, во избежание быть неправильно понятым.