Домогателя унесло, как камень из пращи. Не кончился еще порох в пороховницах, с удовольствием заключил Максимов, слушая, как дрожит решетка, вопит от боли урка, возжелавший (и возымевший) проблем на свою задницу. Обычные последствия шоковой терапии: больно, страшно – и весь азарт куда-то уходит. Стеная от боли и унижения, «хозяин» камеры уполз на место – зализывать раны и вынашивать планы мести. Сокамерники задумчиво помалкивали. Подошел сержант, вооруженный автоматическим оружием, посветил фонариком, сплюнул через решетку, матюкнулся (спать, мол, не дают, блатари чертовы) и убрался восвояси. Маргинальное поведение отдельных особей по ночам не рассматривается.
– Слышь, мужик, – сдавленно прошептал лежащий на соседней лавке, – а тебя за что сюда посадили?
– За убийство трех уголовников, – тихо и ворчливо отозвался Максимов, но тут же понял: камера услышала.
– А чего они тебе сделали? – удивился сосед.
– Разговаривали громко. Спать мешали.
Воцарилась интересная тишина. Он приоткрыл один глаз и повернул голову. Кто-то мелодично похрапывал. Тени не сновали. По решеткам «обезьянника» никто не прыгал. Трудно в непривычной обстановке попасть в образ. За последующие пять минут буря народного гнева, бурлящая в умах и душах, улеглась, появилась возможность по-человечески отдохнуть. Он воздвиг вокруг себя энергетический барьер, вытянул ноги и расслабился. Но уже в следующее мгновение гадко заскрежетали несмазанные засовы, и резкий свет озарил притихшую камеру.
– Который тут Максимов? – проворчал сержант. – Выходи строиться, машина за тобой из ГУВД прибыла.
– Слава богу, разродились, отцы родные… – забормотал Максимов, сползая с лавки. Но при чем тут ГУВД? Остаток ночи он бы с большим удовольствием скоротал в УБОПе.
– Распишись. – Дежурный протянул бумагу. Максимов вывел автограф – левой рукой и единственным знакомым ему китайским иероглифом.
– Забирай! – буркнул дежурный невзрачному лейтенанту со строгим лицом.
– Проходите, пожалуйста, – вежливо показал лейтенант на «выпускной шлюз» с откатной решеткой. «Господи, – помолился про себя Максимов (так положено, чтобы не вернуться), – упаси меня, грешного, от порядка здешнего, от тюремных ключников и стальных наручников! А чего это лейтенантик такой вежливый? – вдруг подумал беспокойно. В наше время вежливый человек – это тот, который мечтает вам что-то продать. А что способен продать лейтенант полиции»?
– Вы из службы протокола? – полюбопытствовал он на всякий случай.
Лейтенант сподобился на снисходительную улыбку. Дежурный громогласно зевнул – дескать, шли бы вы, ребята, пока мы тут не передумали…
Во дворе отделения скучал невзрачный «уазик» со скромной надписью: «Дежурная часть».
– Присаживайтесь, пожалуйста, – предложил сопровождающий.
– Вы так любезны… – пробормотал Максимов. – Мы поедем в УБОП?
– Мы поедем в УБОП, – приветливо подтвердил лейтенант.
Левая коленка уперлась в сидящего полицейского – отливали лычки младшего сержанта. Правую коленку подпер лейтенант, взгромоздившийся следом за Максимовым. Хлопнула дверца. Место рядом с водителем пустовало.
– Е-мое… – зевнул во все горло водитель, запуская двигатель. – Пятый час утра… Без малого сутки на ногах, блин! Когда же это кончится?
– Фенциклинчику бы сейчас! – хохотнул тот, что сидел слева. Название препарата было знакомое. Память не отказала: фенциклин хорошо поднимает активность – физическую, психологическую, отключает болевые ощущения и позволяет работать сутками. Незаменимое средство для множества профессий – от спасателя до террориста. С каких это пор полиция стала пользоваться химическими препаратами? Или просто прикалывается?
«Уазик» выбрался из переулка на центральный проспект, дал вираж и помчался мимо мигающих фонарей. «А почему на север? – с возрастающим беспокойством подумал Максимов. – Нам надо на юг, в сторону автовокзала и Октябрьского моста…»
– Вы уверены, что мы едем в УБОП? – хрипло вымолвил он, вжимаясь в сиденье. Незачем вертеть головой – все и так предельно понятно.
– А здесь короче, – добродушно объяснил водила. Сидящий слева младший сержант прыснул, но, опомнившись, проглотил смешинку. Лейтенант напрягся – он почувствовал плечом, как утяжелилось под бушлатом, налилось свинцом, угрозой… Толчок – слава богу, это всего лишь «УАЗ» перепрыгнул через препятствие.
Руки сжаты, свободы действий никакой. Вытащить их можно, но пока он будет вытаскивать, произойдет много интересных, запоминающихся событий.
Мелькнул дворец бракосочетаний, помпезное здание бывшего Совнархоза с древнегреческими колоннами. Прямая стрела проспекта, метель, вереницы фонарей – и площадь имени бывшего всесоюзного старосты. А за ней куда? В шесть концов ведет дорога… Свечки Кропоткинского жилмассива, раскопанные теплотрассы (и когда закончат – ЖЭК его знает…), мост над тощей, но закованной во льды Ельцовкой, радостная вывеска с подсветкой: «Новая услуга! Пицца в автомобиль! Круглосуточно!» Хорошо бы сейчас пиццу. В лобовик! Со всей дури!!!
– Закурить позволите? – Сглотнув, он покосился направо.
– Успеете, – прохладно бросил лейтенант. – Скоро приедем, там и покурите.
– Обкуритесь, – не сдержался сержант. Водила хохотнул.
На полной скорости устраивать свалку в автомобиле – не самое умное, учитывая перспективу, занятие. Но когда остановятся, будет умнее?
Максимов напрягся, вдохнул полной грудью. Кто бы дал ему сил?
Но ситуация изменилась без вмешательства «задержанного». Резвый «уазик», окрашенный в аналогичные полицейские цвета, громыхая железом, обогнал собрата, вынесся на островок безопасности перед площадью, развернулся, лихо дав по тормозам, и встал поперек дороги. Посыпались люди с автоматами. Водила испуганно надавил на тормоз.
– Объезжай! – взвизгнул лейтенант. – Не тормози!
Шофер лихорадочно работал рычагом и педалями. Машина на миг оторвала колеса от земли, движок взревел, как носорог, которому отрезают «достоинство», чувствительно тряхнуло. Появилась вторая машина, идущая параллельным курсом, простучала автоматная очередь. «Уазик» юзом отправился на круговой пятачок посреди площади. Там весной муниципальные работники высаживают живописные цветы… Удар в бордюр, и машина остановилась. Локоть вырвался на радостях, влетел лейтенанту под дых – тот как раз собирался выскочить из машины. Мента вырвало – не слишком ли перестарался сыщик на радостях? Второй, матерясь во все горло, рвал дверцу. Водила издал коронное российское словцо, означающее, что все пропало, и остался сидеть. Суета и впрямь была не нужна. Люди с автоматами уже распахивали двери, выбрасывали пассажиров на свежий воздух. Схватили и Максимова. На краткий миг он опять почувствовал оторванность от реальности. Антагонистический бред – весьма веселенькая болезнь, когда больной утверждает, что находится в центре противоборства неких антагонистических сил. Симптомы, правда, протекают в вялой степени, и пациент находится в палате, откуда его не выпускают…