Диагностика убийства - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Градова cтр.№ 50

– И Мадху так говорила… А еще утверждала, что в деньгах Кумар не нуждался.

– У него имелись более серьезные амбиции, и Дипак ни за что не стал бы марать руки убийством, способным поставить крест на его политической карьере! Кроме того, для того, чтобы пойти на такое преступление, надо быть по-настоящему доведенным до отчаяния, а у Кумара не имелось для этого оснований.

– Как удобно все-таки, что он исчез со сцены! – пробормотала я.

– А как же, ведь в противном случае у полиции имелся бы свидетель «сговора» с Санджаем Варма, а так – слово вашего брата против слова анонима! У Санджая был пистолет, который он хранил в своей комнате, и, по версии следствия, он отдал его Дипаку, чтобы тот застрелил его отца. Ну не идиотизм ли?

– И не говорите! – махнула я рукой. – А после убийства Дипак, видимо, пришел к Санджаю, доложил об исполнении и отдал пистолет? А мой брат взял и положил его обратно в стол, зная, что из него убили человека?

– Этот факт тоже умудрились поставить в вину Санджаю, говоря, что он действовал цинично и самонадеянно, будучи уверен, что никто на него не подумает. На самом деле, если бы не звонок неизвестного, до него так скоро бы точно не добрались! Понимаете, в Европе или, скажем, в Америке, отношения между родителями и детьми таковы, что предполагают раннюю самостоятельность. В данных обстоятельствах люди отдаляются друг от друга и часто становятся совершенно чужими. В Индии все иначе. У нас в крови уважение к родителям, и такая вещь, как убийство матери или отца, ставит под вопрос психическую адекватность того, кто такое совершает! Насколько мне известно, ваш брат абсолютно нормален. Все это время мы говорили об орудии убийства и возможности его совершить. А теперь, наконец, о мотиве. Я считаю желание вырваться из-под навязчивой опеки отца недостаточным основанием для такого шага.

– А как насчет завещания? Говорят, он рассчитывал на долю пополам с матерью, а потом появилась я…

– Не забывайте, что на момент совершения убийства они не знали о вашем существовании, – перебил Тусшар. – Если же предположить, что Санджаю каким-то образом стало известно, что отец вычеркнул его с матерью и назначил вас единственной наследницей, то убийство, выходит, могло быть только актом мести – зачем убивать того, кто уже внес изменения в свою последнюю волю? Я допускаю, что в порыве гнева, узнав об этом, Санджай мог выстрелить, но ведь мы совершенно уверены, что сам он не стрелял!

– Вы все очень доходчиво объясняете, – сказала я задумчиво. – Неужели никто из тех, кто занимается этим делом, не сделал тех же выводов?

– Все зависит от того, какие выводы требовались… И кому. Полиция не увидит даже дырку в пол-лица от пули, и будет стоять на том, что жертва утопилась, если «сверху» поступит соответствующее распоряжение! В моем участке далеко не дураки работают, да и мой начальник, Ваманкар, не лыком шит: его опыту и знаниям любой позавидует.

– А что вы думаете о другом возможном исполнителе убийства, Бабур-хане?

– Ну, сам Бабур-хан никогда не взял бы в руки оружие – он для этого слишком умен и осторожен. Конечно, у него полно людей, готовых по первому же требованию исполнить приказ хозяина, но…

– Вы в это не слишком верите, да?

– Правда ваша, не верю. Давайте порассуждаем вместе. Все знают, что Бабур-хан, действуя от имени… Скажем, от имени неких высокопоставленных и богатых лиц, вступил в открытую борьбу с вашим отцом за этот злополучный участок земли. Вы ведь пришли ко мне поговорить о смерти Амара Агарвала, верно? Он погиб в пожаре – неважно, насколько хорошо провернули «несчастный случай», но он, по крайней мере, казался таковым. Выстрел в голову, – а именно так погиб Пратап Варма, – вряд ли можно считать случайностью. Бабур-хан, убирая людей, действует двумя способами. Первый – представить все несчастным случаем. Это делается, когда он не желает, чтобы кто-то заподозрил его в участии… То есть люди все равно будут подозревать, слухи станут распространяться, но никто не будет знать наверняка. Второй способ – демонстрация силы. В этом случае убийства выглядят особенно жестокими, и жертв обязательно находят: утопленными, распятыми, с кишками, накрученными на руки, со следами пыток. Согласитесь, один выстрел в голову не тянет по драматизму исполнения… Простите, – тут же смутился Шетти и с тревогой посмотрел на меня, желая убедиться, что меня не задели его слова.

– Все в порядке, – вздохнула я. – Но что, если Бабур-хан хотел, чтобы подозрение пало именно на Санджая? Таким образом он устранил бы его и мог иметь дело с напуганной вдовой, Анитой? А она обязательно продала бы клинику первому, кто попросит – она едва этого не сделала, и помешало лишь известие о том, что отец изменил завещание!

– В этом нет никакого смысла! – возразил Тусшар. – Санджаю всегда было плевать на дело отца, и его вообще не следовало принимать в расчет! В любом случае он поступил бы так, как решила бы его мать.

– А Анита?

– Имеете в виду, насколько возможно ее участие в убийстве мужа? Тут, извините, я ничем помочь не могу, ведь я не знаком с вашей мачехой. Я понятия не имею об отношениях между вашим отцом и его женой, но в таком предположении нет ничего невероятного: если бы удалось доказать, что она знала о желании мужа изменить завещание, вырисовался бы определенный мотив. Насколько важны деньги для вашей мачехи?

– Я тоже не слишком хорошо с ней знакома, – ответила я. – Но, судя по словам некоторых родственников, Анита поднялась из самых низов.

– То есть деньги очень важны, – подытожил Шетти. – Что ж, об Аните Варма я не думал – возможно, зря: глаз, видать, «замылился» на фоне обвинений в адрес Санджая, Дипака и Бабур-хана!

– Скажите, Тусшар, почему вы заинтересовались этим делом? Вы пострадали, пытаясь честно выполнять свою работу, так зачем вам ворошить осиное гнездо?

– Мне интересно. Я потому и в полицию пошел – хотел стать Шерлоком Холмсом, комиссаром Мегрэ или как минимум Ниро Вульфом. Просто я вижу, что в этом деле не все чисто, более того, я убежден, что факты намеренно замалчиваются или извращаются, а за решеткой тем временем сидит невиновный человек, ваш брат. Я не в состоянии ничего предпринять, чтобы изменить ситуацию, но зато могу поделиться своими наблюдениями и опытом с вами. А вы, возможно, сумеете найти всему этому правильное применение.

Провожая меня до двери, Тусшар вдруг спросил:

– Кстати, Индира, вы упоминали, что к вам уже обращались с предложением продать клинику. Кто именно?

– Если я правильно запомнила, некий Сунил Найду.

Глаза бывшего полицейского широко раскрылись.

– Вам знаком этот человек? – не поняла я.

– Сунил Найду – настоящее имя Бабур-хана!

* * *

Итак, что мы имеем? Лежа на кровати в своей комнате, я проворачивала в голове детали разговора с Тусшаром Шетти. Эта беседа на многое раскрыла мне глаза – все-таки профессионал, пускай и бывший, действительно способен увидеть в разрозненных фактах нечто общее. В то же время сказанное Тусшаром сбило меня с толку: я была так уверена в том, что братья Каматхи и их подручный, Бабур-хан, имели непосредственное отношение к гибели отца, что отказывалась видеть то, что считал очевидным бывший полицейский. Конечно, у них имелись веские основания устранить конкурента, а потом вновь заявить свои права на землю, выкупив у его вдовы недостроенное здание, но способ убийства и в самом деле выглядел как-то не так. И потом, зачем подставлять Санджая, ведь он, как правильно отметил Тусшар, не мог помешать сделке с Анитой? Но поверить в то, что Анита убила собственного мужа, я все-таки не решалась. А вот могла ли она желать ему смерти? Это был вопрос, над которым стоило поразмыслить. Анита легко проникла бы в клинику, где отец засиделся допоздна, ведь она не раз там бывала и знала все входы и выходы! С другой стороны, Аните вовсе необязательно было самой брать в руки пистолет – она могла нанять убийцу. Или у нее мог быть сообщник. Но как же пистолет Санджая? Эта мысль мучила меня и раньше – как ни крути, а Анита приходится ему матерью, и я не сомневаюсь, что она горячо и преданно любит сына. Тогда как она могла воспользоваться его оружием, а потом положить его на место, понимая, что подставляет его?! Все это пока что не поддавалось никакой логике.