Серп языческой богини - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Лесина cтр.№ 71

– Я пойду, а ты за мной. Аккуратненько. Держись хорошо, и все получится.

Старуха исчезла в дыре.

Страшно. Гулко. А если там внутри… что? Что-то, на что нельзя глядеть. Оно спит-спит, а потом проснется и съест ее.

– Ну же, – донесся снизу голос. – Тут неглубоко.

Веревка больно впилась в руки. Колени дрожали.

И страшно было, что веревка оборвется… или нога соскользнет… или случится что-то другое, но тоже ужасное.

Оказалось, и вправду неглубоко.

– Запоминай дорогу. А не запомнишь, то смотри на знаки. Вот, – старуха поднесла лампу к стене, показав крохотную стрелочку, выцарапанную на камне. – Это дед твой ставил. В самый первый день, когда нашли только… Они еще не знали, чего нашли.

Каменный пол идет под уклон. Стены сближаются. Отсветы пламени скачут по трещинам и уступам. Старуха вдруг молодеет. Сумрак стирает морщины, и лицо становится почти красивым.

Она на маму похожа… Мама не вернется.

Почему?

Из-за Калмы. Она – чудовище.

– Твой дед сказал, что такого прежде не видел. Открытие мирового значения. Подземный храм. А по мне, так обыкновенная пещера.

Коридор заканчивается. Пещера велика. Настолько велика, что не видно краев. А потолок пронизан крохотными дырами, сквозь которые проникает свет, разукрашивая камни всеми цветами радуги.

Желтый. Зеленый. Красный.

Старуха не гасит лампу, но ставит ее на ящик. Их много – десять или больше – выстроились вдоль стены. От ящиков все еще пахнет деревом и соломой.

– Там ее нашли, – старуха указывает в темноту. – Я им говорила, что нечего мертвецов тревожить. А они посмеялись. Суеверия, дескать. Глупые. Народный фольклор. А они, значит, ученые. Ну и где теперь эти ученые? Что от них осталось?

Калма не знает, что ответить старухе. Она выпускает ее юбку и решается отойти. Шаг. Два. Три… Стена с черным пятном хода. Туда идти нельзя. Почему? Нельзя и все.

– Гляди, осторожней. Тут легко заблудиться.

Старуха вытаскивает складной стульчик и садится.

Она не пойдет дальше ящиков. Зря. Интересно же.

Калма дошла до дальнего края, откуда не было видно ни ящиков, ни старухи. На полу лежала пыль. Стены покрывала шелковистая плесень. А из пола вырастал постамент.

– Не смей ничего трогать!

Калма не послушала. Она взобралась на постамент и увидела его – белый-белый серп, будто изо льда сделанный. Тот самый, который ужалил старуху.

Серп сам попросился в руки. И уколол палец острым рожком. Капелька крови поползла по лезвию, а потом пропала. Калма рассмеялась от внезапного необъяснимого счастья.

– Все на месте. – Старуха сидела на стульчике и гладила занозистую боковину ящика. – Я вот все помню. Они там возятся чего-то, возятся… а стол видишь? Это завхоза нашего. Там он сидел. Писал. Отчеты. Инвентаризация…

Выражение лица старухи сделалось мечтательным.

– Мелочный был человечек, дотошный. Завхозу таким и надобно. Он же лицо материально ответственное. Это он придумал паковать тут, чтоб потом разом все и поднять. Так-то надежней, а то ж старые вещи, хрупкие, разобьешь чего – вовек не расплатишься. Вот и укладывали, чтоб аккуратненько… видишь, до сих пор лежит. А потом вдруг про войну объявили. С вечера еще костер жгли, пили – без этого никуда. А утром, раз – и война. Мобилизация.

Из щелей ящика торчит сухая солома.

– И за нами лодка пришла. Только за нами… кому это все, – старуха хлопнула по ящику, – кому оно надо, когда война? Они и порешили тут оставить. Досками лаз прикрыли… а потом уже твой дед все по-нормальному сделал. Зачем? То ли боялся, что пропадет. То ли что отыщут… не надо было ее тревожить. Не надо… Ну пойдем.

Карабкаться вверх легко. А старуха подымается медленно, кряхтя и постанывая. И, сев на край дыры, руками вытаскивает распухшие голени.

– Ты-то сюда без нужды не лазай. Это так, чтоб знала, что есть.

Калма кивнула: знает. И помогла старухе вернуть крышку на место. Потом сгребала землю, разравнивая ее и опасаясь, что крышка лаза все равно видна.

– Дед твой говорил, что добро это немалых денег стоит. – Старуха отряхнула с ладоней песок. – И оно ладно бы, да только ж ты – сирота горькая. А сиротам тяжко. Если совсем тяжко станет – возьми. Глядишь, она гневаться не станет. Если по нужде, а не по любопытству пустому.

И старуха побрела прочь. Калме тоже пришлось идти. Но она вернется за серпом. Позже. Правда, тогда она не знала, что «позже» затянется на годы.

Веревочная лестница, пусть и выглядевшая старой, оказалась крепка. Она выдержала Толиков вес. И Далматов решился. Он скользнул в темноту, прижимаясь, как умел, к скользкой ледяной стене.

Спуск закончился быстро. Глубины здесь метра два-три, но и этого хватит, если лестницу поднять.

В лицо ударил сноп света, ослепил.

– Глянь! – Свет перешел на стену.

Крохотная стрелочка указывала в темноту. Через три шага обнаружилась и вторая стрелка. И третья. Кто-то явно не желал заблудиться.

А потом коридор закончился. И Толик шагнул под полог пещеры. Он задел тонкую нить, протянутую над порогом. Раздался звон. И треск. Арбалетная стрела вошла в плечо, и Толик, заорав, вцепился в древко. Он дернул, но вдруг начал заваливаться, упал на стену и сполз по стене.

Тело сотрясали судороги.

– Вератрин. Так было написано, – сказали Далматову сзади. И что-то холодное, острое уперлось в основание шеи. – Что такое вератрин?

– Вещество, которое содержится в корневищах чемерицы или семенах сабадиллы. Сильный яд. Воздействует на нервную систему. Вызывает паралич продолговатого мозга. Остановку сердца. Дыхания. Судороги. Используется в фармацевтике и гомеопатии.

– Понятно. Хорошо получилось.

Толик был мертв. Он умер еще тогда, когда поймал стрелу, заряженную дозой вератрина. Скорее всего, дозы хватило бы на десятерых.

– Те бутылочки, которые стояли отдельно. С черной меткой. Я подумала, что это – опасно.

– Да.

– Он из-за тебя умер.

– Он умер, потому что не смотрел под ноги.

– А ты бы смотрел?

– Скорее всего.

– И тебе его не жаль?

– А тебе? – Обернуться не позволят. Стоит шелохнуться, и острие – еще одна стрела? – войдет между шейными позвонками. Даже неважно, чем заряжена будет, – выжить не получится.

– Не знаю. Наверное, нет. Каждому свое, так ведь? Тебе. Мне… им… Мы еще побеседуем. Позже.

Игла вонзилась в плечо. Далматов все-таки дернулся, но выстрела не последовало. И острие у шеи исчезло. Он обернулся, чтобы увидеть тень, которая скользила среди теней. И тени плясали, кривились. Дрожали стенки коридора. Камень вдруг стал мягким, как желе, и пальцы соскользнули.